Аномальная зона

Здесь, на верхнем ярусе нар, было тепло, коптилка на столбе едва освещала небольшое пространство у лестницы, ведущей вниз, и капитан сначала услышал, как скрипят протестующее поочерёдно перекладины, а потом разглядел крупную фигуру в лохмотьях, взобравшуюся на помост по-собачьи, на четвереньках.

Сперва он не придал особого значения появлению чужака: мало ли по каким делам блукают зеки, замкнутые в тесном пространстве подземелья на долгие годы? Но потом насторожился, заметив, что ночной гость крадётся, не поднимаясь с колен, вдоль рядов спящих, внимательно вглядываясь в их лица, а в зубах его зажат поблёскивающий тускло нож!

Фролов лежал в самом конце настила, а потому, окончательно прогнав дрёму, успел собраться, сосредоточиться, пристально наблюдая сквозь прищур за приближающимся неумолимо грозным визитёром.

И когда тот, остановившись напротив капитана, взял в правую руку заточку и прыгнул, милиционер нанёс ему ребром ладони удар, целясь в кадык, одновременно отбив лезвие.

Зек рухнул рядом, изумлённо хрюкнув, попытался встать, но Фролов, ловко вскочив первым, крепко захватил голову противника – одной рукой за подбородок, другой прижал затылок и резко крутанул в сторону. Раздался характерный хруст сломанной шеи.

Нападавший всхрапнул, конвульсивно дёрнулся и затих. Никто из спящих по соседству не пошевелился даже. Не то чтобы они не слышали ничего, не видели скоротечной жестокой схватки. Просто наверняка руководствовались старой лагерной мудростью: меньше знаешь, дольше живёшь. Встревать в чужие дела, лично тебя не касающиеся, в зоне не принято.

Поблагодарив мысленно инструктора по рукопашному бою, гонявшего в своё время беспощадно милицейских курсантов до изнеможения и натаскавшего-таки их действовать в подобных ситуациях на автомате, не думая, капитан вынул из тёплой руки трупа заточку, сунул под свой матрац. Потом не без труда перетащил обмякшее безвольно тело на край настила и, поднатужившись, спихнул вниз. Через мгновенье из темноты послышался глухой удар – будто мешок картошки свалился.

Фролов вернулся на своё место и распластался на жёстком ложе. О том, что будет завтра, старался не думать. Если ты не в силах просчитать последствия своего поступка, не ломай понапрасну голову… «По крайней мере, свою, – хмыкнул он в темноте. – Чужую-то уже сломал!»

Остаток ночи провёл в полусне: дремал чутко, вполглаза, как пёс. Но попыток нападения больше не повторилось.

Когда гулкий удар в рельс объявил побудку, встал не слишком бодрым, но всё-таки отдохнувшим. Потянулся вслед за остальными зеками к лестнице, сошёл вниз.

– А у нас ночью один приворованный с верхотуры навернулся, – сообщил ему, как о будничном происшествии, шнырь. – Я уж, грешным делом, подумал, что ты. С новичками это бывает: встал ночью по нужде, забылся, где находишься, шагнул за край – и кранты… А глянул – наш, из блатных.

– И что – жив? – равнодушно поинтересовался милиционер.

– Какой там! Шмякнулся о камни – башка треснула. На глушняк!

– Бывает, – кивнул капитан. Потом спросил: – А где у вас тут умывальник и… все удобства?

Дневальный указал ему на толпу в дальнем конце пещеры:

– Там и сортир, и рожу ополоснуть можно, коль ты у нас чистюля такой.

Уборная представляла из себя ровную, выдолбленную в скале канаву с положенными поперёк шаткими мостками. Зеки без особого смущения устраивались на них в позе орла над гнездом. Справив нужду, уступали место очередникам. По дну траншеи шумел невидимый сверху поток, уносивший нечистоты прочь по подземной реке. Здесь же, в гранитной лохани, стояла вода, сочившаяся беспрестанно по мокрой скалистой стене.

Фролов умылся, побалансировал на мостках, стараясь не комплексовать и не думать о туалетной бумаге.

Никто из окружавших капитана словом не обмолвился о ночном происшествии. Бродя неприкаянно в полумраке пещеры в ожидании завтрака, он поймал на себе несколько кривых взглядов, которые можно было расценить как угрожающие, но, возможно, грязные физиономии обитателей шахты были просто перекошены после глубокого сна.

В углу, занятом блатными, тоже было тихо. Кто-то спал, не обращая внимания на общий подъём, кто-то резался в карты, а кто-то сидел на нарах, перебранивался лениво с соседями и перетряхивал завшивевшее шмотьё.

Завтракали за длинным общим столом в основном одни мужики, занаряженные в рабочую смену. Они чинно и неторопливо хлебали из глиняных мисок деревянными ложками нехитрое варево, предварительно припрятав по лагерной традиции хлебную пайку в глубины лохмотьев, поближе к телу. Урки по давно закрепившейся за ними привилегии подходили к котлам по одному и малыми группами, а потом, игнорируя общую трапезу, карабкались с туесками и кусками хлеба подмышкой к себе на нары.