Аномальная зона

– Шафранов умер, – надтреснутым голосом сообщил коротышка.

Сердце рухнуло в пятки. Покойник, укрытый листьями лопуха, лежал в сторонке. Рядом с ним на коленях сидела потрясенная Арлине, смотрела на нас невидящими глазами. Похоже, у девочки в голове протекали необратимые процессы. Мы упали на колени, отгребли листву с тела. Глаза у Вадика Шафранова были закрыты, лицо перекошено, изъедено свинцовыми пятнами. Его искалечила предсмертная гримаса. Пальцы скрючены и тоже серые – в последние мгновения жизни он царапал землю. Ногу, в которую его тяпнула речная гадина, пытались перебинтовать – в ход пошла пропотевшая майка коротышки, но пользы от этого «медицинского» вмешательства не было. Вся нога от кончиков пальцев до бедра превратилась в черную сморщенную корягу, казалась обугленной...

– Мы не могли ничего сделать... – всхлипывала Анюта. – Это сука речная виновата, последствия ее укуса... Яд она выделяет, который разрушает ткани... Он сначала держался, шутил, прихрамывал взад-вперед, беседу поддерживал... Потом его вырвало, он лег и больше не вставал... Нога чернела, и по телу гной расползался... Он еще смеялся, Степана подначивал, шутил, говорил, что все образуется, эка невидаль, главное, что не триппер... Мол, люди и со СПИДом живут, и с лихорадкой Эбола, и с болезнью Альцгеймера... Потом он заговариваться стал, сознание терять... – Анюта утопила лицо в ладошки, зарыдала. – Я знала, что так будет... мы все умрем... боже, почему нам так не везет...

Потрясенные, раздавленные этой внезапно навалившейся смертью, мы отнесли тело товарища к реке, втиснули в расщелину под обрывом, завалили тяжелыми камнями, чтобы падальщики не добрались; сверху разложили травку, чтобы красиво было. Первая смерть в нашей группе – после того как Топорков прострелил голову Хижняку. Был еще Стрижак, но Стрижак не из наших, он не в счет... Я уж думал, что обойдется, очень на это рассчитывал. Но не обошлось... Мы сидели перед могилкой, угрюмые, окаменевшие, курили заначку, найденную в кармане у Шафранова, и молчали – каждый о своем...

Ночью было холодно, муторно, страшно. Мы спали тесной кучкой, все пятеро в одной «постели», согреваясь друг о дружку. Анюта плакала, шептала молитвы тому самому – всевидящему, милосердному, справедливому, в которого я навсегда зарекся верить и другим бы не советовал. Она была уверена, что мы не выживем, и разлагала мой моральный дух. С чего она это взяла – ведь не обладала экстрасенсорными способностями! Она шептала, что мы с ней странно встретились и странно расстанемся, что она помнит каждый прожитый со мной день – хотя лучше бы забыла. Что любит меня, ненавидит, готова убить или жизнь за меня отдать, и это вовсе не диагноз, а скорее приговор... Я успокаивал ее, как обычно, что-то шептал о том, что план идеального побега практически готов, нужно утром лишь чуть-чуть напрячься, хорошенько и слаженно поработать, а панические настроения в нашем деле неуместны, поскольку погибать никто не собирается... Кончилось тем, что проснулся коротышка и пообещал, что, если ему не дадут поспать, он треснет кого-то тапкой по морде, а утром никуда не пойдет, поскольку всю жизнь мечтал пожить первобытно-общинной жизнью. А если уж мы хотим его развлечь, то лучше бы сексом занялись, чем лежать без дела и нюни пускать...

* * *

Этот день каленым железом выжжен в памяти. Девять утра – пока доберемся, «рабочий день» на базе будет в разгаре. Люди передвигались, как инвалиды, – бледные, изможденные, с обреченностью в потухших глазах. Возврата не было. Никто не вспоминал про еду, хотя больше суток в организме и крошки не было. Какая тут еда... Коротышка судорожно ощупывал одеревеневшее лицо, шептал, что он сегодня... какой-то ненастоящий. Корович делал зарядку. Анюта улыбалась, просила простить за вчерашнее – пропало, дескать, предчувствие, все в порядке, мы лишь немного поработаем... и будь что будет. Арлине шаталась призрачной зыбью – легкая, как перышко, ужасно бледная. Нет, она очень хочет попасть домой, но... она уже ничего не хочет...

Проложенный с вечера маршрут по теснинам и завалам. Пробежка по открытому пространству с задранными головами. Снова лабиринты скал. Противный треск «Ми-8» – вертолет заходил на посадку. Не стоило тянуть резину. Нервы натянуты, тела сжаты, страх вокруг пятерых густой аурой... Мы ползли по камням, перебегали от укрытия к укрытию. Петляющий проход между громоздкими скалами, и вот оно...