Аноним

Джерарду казалось, что вся его жизнь после встречи с королевой успела пронестись перед его широко распахнутыми глазами, пока серое, блестящее лезвие гильотины неслось вниз. Не произошло чуда, не раздалось грома Господня. Механизмы чудовищного устройства сработали исправно. В повисшей тишине отчётливо раздался тихий хруст и стук, и толпа ахнула, когда Саркар высоко, на вытянутых руках, поднял кровоточащую голову.

— Да здравствует Республика! — неуверенно и вразнобой вскрикнули зеваки, потрясённые случившимся.

Джерард закрыл глаза. Ноги потеряли всякую опору, а в голове словно закружилась неистовая карусель. Желудок запросился наружу так отчаянно, что он склонился, отвернувшись, и спастически закашлялся желчью, пошедшей ртом. Если бы не Фрэнк… Если бы не этот оказавшийся таким сильным и уверенным мальчик, он бы просто остался лежать на камнях брусчатки до тех пор, пока его не затопчут до смерти.

— Давайте, давайте же, Джерард. Поднимайтесь. Нам нужно уходить отсюда, прошу вас, — шептал он, настойчиво притягивая к себе потяжелевшее тело наставника и взваливая себе на шею его руку.

Фрэнк медленно, но очень упрямо двигался с ним в толпе туда, где, как он помнил, их должна была дожидаться карета. Всё произошедшее произвело на него неизгладимое впечатление. Поправка была лишь на то, что сильнее и ярче всего его воображение рисовало сейчас других возможных героев этой трагедии. И он всеми усилиями воли отгонял от себя видение Джерарда, связанного по рукам, согнутого под лезвием гильотины. Сердце заходилось в ужасе, но голова была холодна и заставляла ноги идти в точном направлении. Даже снежная лавина не заставила бы его сойти с курса. Они должны были убраться отсюда, и как можно скорее. Всего происходящего было и так слишком много для них двоих.

****

Весь путь в экипаже, что с превеликим трудом выбрался из запруженного зеваками и гвардейцами Парижа, они провели молча, передавая из рук в руки большую пузатую флягу из серебра. Джерард ещё в поместье наполнил её старым выдержанным коньяком, считая, что это будет весьма предусмотрительно. И он оказался бескрайне прав.

Шок медленно отпускал их, бледность уходила с лиц, уступая место горячечному румянцу и непреодолимой вселенской усталости. Они не понимали, как себя вести друг с другом и что сейчас говорить. Поэтому наслаждались и упивались тишиной, словно она была лучшим подарком после неистового шума, переполнявшего Париж.

Джерард понял, что что-то неладно, ещё на подъезде к поместью. Уже смеркалось, и в светлых летних сумерках отчётливо выделялись тёмные окна поместья, в то время как на втором этаже в некоторых окнах разливались странные алые блики…

— Господи Иисусе… — прошептал он, и Фрэнк, потрясённый его тоном, напряжённо уставился в то же окно, почти прилипая к стеклу носом.

— Что это, Джерард? Господи, что это?!

— Пожар…

Они вбежали в странно распахнутую главную дверь дома вместе, не обращая внимания на скрип колес уезжающего экипажа, не понимая, куда идти и где искать Маргарет с Полем. В поместье сегодня больше не было никого — все наёмные рабочие взяли отгул, а то и вовсе уволились в связи с назревающими беспорядками. Внутри было пусто и темно, в воздухе уже достаточно уловимо пахло горящим деревом и лаком.

— Фрэнки, прошу тебя, найди Маргарет. Она должна быть где-то здесь, — чётко отдал указания Джерард. — Я должен подняться наверх и забрать некоторые бумаги. Иначе… даже думать не хочу, что будет «иначе»… — он серьёзно, как никогда, посмотрел в глаза Фрэнка. Тот был бледен, но очень собран, и уверенно кивнул.

— Я найду Марго, — тихо сказал Фрэнк, — а вы… прошу, будьте предельно осторожны. Никакие бумаги не стоят вашей жизни.

Оставив словно порванный на клочки поцелуй в уголке плотно сжатых губ, Джерард побежал к лестнице наверх.

Тут, на втором этаже, было более дымно и пахло гарью всё сильнее. Джерард достал батистовый платок и, закрыв им нос и рот, двинулся к своим покоям. Именно там в тайнике под паркетной доской лежали важные бумаги, оставшиеся векселя на неплохую сумму и, самое важное, — пухлый конверт с письмом королевы. То самое, которое она просила открыть в самом крайнем случае. Случай этот совершенно точно настал… Джерард надеялся забрать и обе шкатулки с драгоценностями. И вопрос был не в том, сколько стоили хранящиеся там безделушки. А в том, что каждая из них была наградой за определённую тёмную историю, ставкой в хитрой игре, каждая — словно кладезь памяти, с которым Джерард не был готов распрощаться.

Сильнее всего горели покои Фрэнка. Самые вычурные и богатые, возможно, они навели злоумышленников на мысль, что именно они — господская опочивальня. Огонь лизал тяжёлые портьеры и кровать, на которой ещё вчера спал Фрэнк. Кое-где горели и дымились обои, тлела обивка стульев, но до комода, где юноша хранил свою шкатулку, ещё можно было добраться. Открыв ящик, Джерард взял и крепко прижал к себе простую деревянную коробочку, в которой, как он надеялся, мальчик также хранил свою треснувшую брошь.