Аноним

Прогулявшись до чаши фонтана, который нужно было почистить перед новым сезоном, и спустившись дальше по тропинке к пруду, он уже решил повернуть обратно, к поместью. Время в такой приятной прогулке шло быстро, и он переживал, что не успеет расправиться с поручениями наставника вовремя. А ещё, положив руку на сердце, Фрэнк мечтал о том, что всё-таки может понадобиться его помощь, когда Джерард соберётся принимать ванну. Радуясь трепетному ритму в груди, вдыхая весенний воздух с едва уловимым растворённым в нём ароматом любви, слушая перекличку соловья и малиновки, он быстрым шагом шёл вдоль пруда к парадной двери дома.

Как это часто бывало, Фрэнк зря переживал. С заданием хозяина он справился ещё до того, как тот проснулся. Протерев пыль со всех поверхностей, открыв рояль и пройдясь ветошью по клавишам, он даже не отказал себе в удовольствии сыграть начало из сонаты Моцарта, ещё больше подняв себе этим настроение. Сам Джерард играл редко, но очень проникновенно, и не заслушиваться его игрой было невозможно. Фрэнк считал, что у него самого получалось на порядок хуже, и старался чаще практиковаться; хотя наставник хвалил его успехи. Пальцы легко перебирали клавиши, озорная музыка бодрила, и, доиграв часть, Фрэнк направился на кухню, чтобы попросить у Маргарет чего-нибудь перекусить. Она никогда не отказывала своему «Франсуа» и всегда баловала его ещё до того, как приходило время всем садиться за стол. Фрэнк чувствовал голод немного чаще, чем три раза в день, ссылаясь на растущий организм и просто невероятно вкусную стряпню Маргарет.

«Будешь столько кушать, Франсуа, и станешь кругленьким, как этот пирожок», — смеялась она, скармливая выросшему при ней юноше очередное румяное произведение кулинарного искусства с волшебной начинкой.

Помочь с ванной в этот раз не удалось, Маргарет отправила Фрэнка приготовить одежду для наставника, но он хотя бы успел зайти в ванную комнату до того, как Джерард, уже готовый выходить, поднял обнажённое тело из воды и, приняв необъятное полотенце от Маргарет, начал вытираться.

— Оставь платье на кресле, Фрэнки, — сказал Джерард, медленно промакивая тканью капли на влажной мраморной коже.

Сжав зубы, Фрэнк коротко кивнул, аккуратно разложил вещи и вышел, притворив за собой дверь. Ему показалось, что наставник ведёт себя с ним более отчуждённо сегодня. Обычно в их отношениях было больше тепла и нежности, но ровно настолько, чтобы не были нарушены никакие границы дозволенного. Скорее, это походило на отношение доброго и опытного учителя, снисходительно обращавшегося со своим подопечным. Но сегодня от Джерарда веяло холодом и настороженностью, хотя и вернулся он в таком приподнятом настроении…

«Проведя ночь непонятно с кем», — мысленно добавил Фрэнк и, сильнее закусив губу, отправился к себе, чтобы одеться подобающе к приёму гостей.

****

— Ты снова проиграл, Фрэнк. Что с тобой сегодня? — Люциан выпустил оставшуюся в руке колоду и сбросил карты в общую массу по центру небольшого столика. Игра в фараона* не задалась — шла скучно и без огонька.

* Карточная игра фараон. Во Франции игра известна с 1688 года. В XVIII веке она была самой популярной в высших слоях общества, но со временем в ряде европейских стран, включая Францию, подпала под запрет, так как аристократы в одночасье спускали за игорным столом колоссальные суммы.

Юноши сидели напротив высокого балконного окна, начинавшегося от самого пола, за которым уже почти совсем стемнело. Из приоткрытой створки чуть веяло свежим воздухом, и тяжёлые портьеры по обеим его сторонам едва заметно колыхались, привнося движение в окружающую статичность. В большой гостиной, куда их выпроводили наставник с баронессой, не было других источников освещения, кроме пары многосвечных канделябров на тумбах у окна и одного тройного подсвечника на столике для игры в карты. Этого вполне хватало, чтобы не разрушать интимную уютную атмосферу, погружая остальное пространство большой залы в полумрак, и при этом позволяя не путаться в картах.

Молодые люди сидели в креслах друг против друга: один с жёсткими густыми каштановыми волосами, собранными в короткий хвост чёрной атласной лентой, второй — высокий и худощавый, с лицом ангела и нежно-льняного цвета кудрями. Он бы мог показаться женственным или даже невинно-пустым, если бы не усталый взгляд умных и внимательных глаз на таком юном лице. Его скупые, будто чуть замедленные движения, пухлые коралловые губы, прямая осанка и этот особенный взгляд мало кому давали пройти мимо, не обратив на него внимания. Казалось, что Люциан носил своё земное тело только как прикрытие для чего-то необъятно большого и местами пугающего, что скрывалось за этой оболочкой.