Аноним

Я подошел к Демушкину, склоненному за работой, и спросил на ухо:

– Это вы писали в редакцию?

Он перестал ткать и с минуту сидел недвижно, словно я его оглушил дубиной по голове.

– Вы или нет?

– Не знаю, про что вы говорите, – он наконец обернулся. – Я у вас лучше вот что спрошу: к примеру, человек на фронте ноги обморозил… Имеет право он на дому работать или нет?

– Конечно.

– Правильно! Вот про это я писал и председателю колхоза, и директору фабрики.

– Почему тому и другому? Вы кто, рабочий или колхозник?

– Да ведь оно с какой стороны поглядеть…

– Работаете в поле?

– А как же. Помогаем.

– Сколько зарабатываете?

– В колхозе ничего не платят. Болота выделяют за работу. Ну, выкашиваем.

– А на фабрике сколько зарабатываете?

– Да когда как…

– В прошлом месяце сколько вы получили?

– В прошлом месяце я на лугах работал.

– Фу-ты, господи! Ну в позапрошлом?

– Не помню уж… Дело давнее, – он смотрел на меня с детски простодушным любопытством. – Какой там заработок! У меня, парень, пальцев у обоих ног нету. – Он зачем-то отстегнул свой полосатый тиковый фартук, снял резиновые сапоги, размотал такие же тиковые полосатые портянки и стал осторожно стягивать красный носок.

Я смотрел на его щуплую угловатую фигурку в просторной суровой рубахе, на его желтую лысину, на скуластое, бледное, испитое лицо, на котором застыла лукавая улыбка, и никак не мог определить – в насмешку он это делает или всерьез.

– Зачем снимать? Я верю. Не надо… – остановил я его.

– Как знаете, – он все-таки отогнул носок и ткнул в мою сторону кулапой ступней. – Можно с такой ногой ходить каждый день за четыре версты? А! На фронте обморозил ногу-то, не где-нибудь.

– А что вы хотите?

– На дому работать.

– Как то есть на дому?

– А вот так… Стан поставил – и валяй.

– От стана пыль, хлопья. Это ж вредно для здоровья.

– Да мы привыкли. Мы все при станах выросли и в люди пошли. А ты – вред. Я бы дома-то разве столько наткал? Где и вечерком поткешь, а где и ночью; не спится – встанешь да так нахлыщешься этой погонялкой-то, что без задних ног засыпаешь. А тут, в цехе, более пятидесяти рублей сроду и не заработаешь, – наконец выдал он «секретную» цифру своего заработка. – Теперь мужикам один выход – бросать тканье да в отход итить.

– А в отходе больше зарабатывают?

– Пожалуй, поболе. Но ты поехай на сторону… Заработаешь чего – так половину проешь да проездишь. А там и останется грош да копа. Да и куда мне на сторону с моими ногами?

– Неужели вы серьезно считаете, что весь выход в надомной работе?

Он как-то значительно посмотрел на меня, ответил не сразу.

– Если говорить всурьез, то работать на земле надоть. А ткацкое дело чтоб в подспорье шло, как в старину. Ведро – в поле старайся, а облак налетел, дождем прибьет землю – шагай в цех, кто домой – тки. Зимой делать нечего – опять тки. За работу в поле тожеть платить надо. Тогда земля себя оправдает. И тканье хорошее подспорье, – ноне матрасы, завтра мешки, послезавтра чего другое. Оно и пойдет дело-то вкруговую, внахлест, значит. А теперь что? Вот вы сказали, что дома вред от стана. А здесь? Свели нас до кучи… Али тут не вред? Вон хлопья-то несет, как в хорошую метелицу. Да что говорить! Ничего от этого не выгадали. Только начальства поболе стало. А в колхоз все равно гонют.

Он скрутил цигарку и вдруг, без видимой связи, перевел разговор на землю:

– Луга ноне в воде. Вот по коих пор вода, – он провел ладонью выше колен. – Трава – одни макушки поверху. Мы и сшибаем их. Кабы зима ранняя не ударила. Вот запоешь! Коров придется сводить. – Он затянулся дымом и задумался.

– Семья-то большая?

– У нас семья и в работе подспорье.

– Дети помогают?

– А как же! У нас работа не только в цеху. Тут я за станом тку семь часов. А дома надоть шпули намотать, подготовиться… Значит, часа четыре ребятишки мотают. Видишь, оно у нас, дело-то, по-артельному поставлено. Одна видимость фабрики то есть.

– А если домашних нет?

– Тогда все самому надоть.

Я подозвал мастера, который вертелся возле нас:

– Скажите, сколько часов работают ваши ткачи?

– Семь часов…

– А где шпули они мотают?

Он замялся, поглядел на Демушкина, тот отвернулся и дымил, как паровозная труба.

– У нас есть тут пристройка… – сказал мастер. – Там наматывают шпули для платтовских станков.

– А для ручных станов где мотают?

Мастер опять посмотрел на Демушкина.

– А ручные станы в подспорье стоят. Они вроде как сверхплановые. Матрасы ткут – и больше ничего. Кули еще.

– Это неважно.

– Как неважно? Такую продукцию на поток не поставишь… индустриальную основу чтобы… А здесь на добровольных началах.

– Да боже мой! Где они шпули мотают?

– Ну где?.. На дому.

– Понятно. Пожалуйста, оставьте нас вдвоем.

Мастер отошел.

– Вы мне больше ничего не хотите сказать? – спросил я Демушкина.

Тот покосился на спину мастера и понизил голос:

– Ежели вы насчет женщин интересуетесь, которых притесняют, тогда пройдите в пристрой. Там есть Полька Мокеева. Только я ничего не писал и знать не знаю…