— Ты не производишь на меня впечатления девушки, у которой есть пушистая пижама. Держу пари, ты спишь в Шанель № 5 и выходишь на утреннюю пробежку в платье от Versace.
Моё фырканье отвратительно, и если бы Альберто был свидетелем этого, он бы провел своим кольцом по большей части моего тела. Я хочу сказать ей, что всё, что она видит перед собой, создано по образу и подобию Альберто. Что эти чертовы стринги разрезают мою задницу пополам, и я потеряла счет тому, сколько раз слишном тугие молнии натирали мне кожу. Но даже несмотря на то, что Амелия — моя единственная связь с нормальным миром за воротами этого особняка, она всё ещё часть семьи. Поэтому я улыбаюсь и качаю головой, мое фырканье превращается в милый смешок, который мне удалось отточить за последние два месяца.
Мы берем наши напитки и усаживаемся на диван у дверей во внутренний дворик. Как только мы плюхаемся на сидения, Донателло и Тор неторопливо входят в двери, оба с широкими улыбками на лицах.
— Дамы, мы принимаем ставки. Хотите присоединиться? — спрашивает Тор.
Амелия хмуро смотрит на своего мужа.
— Клянусь Богом, Донни. Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты перестал ввязываться в эти дурацкие ставки? Твоя семья — кучка мошенников, ты никогда не выиграешь.
Донателло наклоняется, чтобы чмокнуть её в подбородок.
— Расслабься,
Я оглядываюсь. Данте всё ещё расхаживает взад-вперед, и теперь что-то бормочет себе под нос.
Тор смеется.
— Он зол, что его не пригласили на встречу.
— Какую встречу? — спрашивает Амелия.
— Отец там, с Анджело. Очевидно, он хотел поболтать наедине.
Тор засовывает два пальца в рот и свистит. Данте поднимает голову и свирепо смотрит на него, но когда он подзывает его, тот подходит.
— Что? — рявкает он.
Тор кладет руку ему на плечо.
— Ты знаешь, как жалко ты выглядишь, стоя там, брат? Как будто ты учишься в старшей школе, а у твоей девушки
Раздается взрыв смеха, и тепло наполняет мой желудок, зная, что в кои-то веки это происходит не за мой счет.
— Отец всегда был одержим им, — рычит Данте, ещё раз украдкой бросая взгляд на дверь. — О чём, блять, они должны разговаривать? В наши дни он едва ли человек мафии, — допив оставшуюся в стакане коричневую жидкость, он с грохотом ставит его на ближайший стол и рычит: — К черту. Я иду внутрь.
Мы наблюдаем, как он стремительно направляется к двери сигарной комнаты. Тор смотрит на часы, ухмыляется, затем протягивает руку. Донателло хмыкает и достает из нагрудного кармана зажим с деньгами. Он одними губами извиняется перед Амелией, которая выглядит так, словно хочет врезать им обоим.
— Ему, блядь, тридцать два, — хихикает Тор, пересчитывая купюры в руке. — И он всё ещё держит обиду.
— На что? — я ловлю себя на том, что задаю этот вопрос.
Тор смотрит на меня сверху вниз и ухмыляется.
— Анджело трахнул его спутницу на выпускной.
— Зачем?
Он смотрит на Донателло, и они в унисон говорят: — Потому что он Порочный Висконти.
Волосы у меня на затылке встают дыбом.
— Порочный?
— Да, он мерзкий ублюдок, — усмехается Тор. — Ну, он был таким до того, как встал на правильный путь, — подталкивая Донателло под ребра, он добавляет: — Помнишь, как он прострелил коленную чашечку своему водителю, потому что тот свернул не туда?
Донателло кивает.
— Мммм. И когда он запер всех этих портовых рабочих в транспортном контейнере и взорвал его, всё из-за одного судового журнала, который они не смогли учесть, — он качает головой в неверии. — Из всех людей, созданных для того, чтобы поступать правильно, я никогда не думал, что это будет Порочный.
Тор хлопает Донателло по спине.
— Кстати, о спутницах, мне, наверное, следует найти Сару.
— Скайлер, — поправляет его Амелия, закатывая глаза. — Её зовут Скайлер.
— Неважно. Я давно её не видел. Вероятно, она прибрала к рукам фамильный фарфор.
И с этими словами Тор проходит сквозь толпу тусовщиков и исчезает. Бросив извиняющуюся улыбку Амелии, Донателло следует его примеру.
— Итак каждый раз, — бормочет Амелия, протыкая кубик льда соломинкой.
Но я не слушаю. Вместо этого я наблюдаю, как Данте колотит кулаком в дверь сигарной комнаты. Она распахивается, и виден маячащий силуэт Альберто. У них происходит короткая, бурная дискуссия, прежде чем Данте поворачивается и пронзает меня обжигающим взглядом.
Я замираю, мой бокал на полпути к губам, и когда он направляется прямо ко мне, мои ладони начинают потеть.
— Ты, — рычит он, останавливаясь всего в нескольких саантиметрах от того места, где я сижу. — Он хочет поговорить с тобой.
Моё сердце замирает.
— Со мной? — говорю я хриплым голосом.
Но Данте уже на полпути к бару, а Амелия теперь яростно стучит пальцами по экрану своего мобильного. Мой желудок сжимается, и на краткий миг я подумываю о том, чтобы выскользнуть через двери патио и исчезнуть на пляже, но нетерпеливая гримаса, появившаяся на лице Альберто, говорит мне, что моё присутствие не подлежит обсуждению.