Анонимные грешники (ЛП)

Наши глаза встречаются, и его взгляд настолько холоден, что у меня мурашки бегут по коже. Что такое с этим парнем? Когда кого-то ловят на том, что он пялится, этот человек обычно отводит взгляд, если не от смущения, то, по крайней мере, из вежливости. Но он смотрит на меня так, будто имеет на это полное право, будто я картина, висящая на стене, или статуя в холле.

Просто не из тех, что ему нравятся.

Затем его взгляд скользит вправо от меня. На Макса. Буря, омрачающая выражение его лица, заставляет меня отвести взгляд.

Я прочищаю горло и бормочу: — Дай угадаю: причина, по которой он не занял пост Капо, заключалась в том, что он не был согласен с грязной тактикой шантажа своего отца.

Он не улавливает моего сарказма.

— Нет. Это потому, что он видел, как его мать и отец умерли на одной неделе.

Волосы у меня на затылке встают дыбом.

— Они были убиты?

— Нет. У Марии случился сердечный приступ, а несколько дней спустя у Алонсо внезапно произошло кровоизлияние в мозг. У нас здесь большая семья, понимаешь? Он тяжело это воспринял. После похорон, вместо того чтобы быть приведенным к присяге в качестве Капо, он сел на самолет обратно в Лондон и с тех пор живет праведно.

— Праведно?

— Думаю, это то, что имел в виду Данте, говоря, что он больше не человек мафии. До смерти своих родителей он управлял очень успешным бизнесом ростовщиков в Англии, выжидая, пока его отец не уйдет на пенсию и он не возьмет управление на себя. Но после? Он не вернулся. Вместо этого он предпочел остаться в Англии и легализовал весь свой бизнес. Ходят слухи, что он даже оружие больше не носит.

Когда моя голова снова поворачивается, чтобы посмотреть на Анджело, он освещен чуть ярче. Я наблюдаю, как он наклоняет голову и медленно вращает бокал с виски ленивым движением запястья. Вспышка сочувствия разгорается у меня в животе, и чувство вины оседает на моей коже, как пыль.

Я и правда, ужасный человек. Потерять мою маму было достаточно тяжело, но рак расползался по её телу медленно, как сироп, по крайней мере, давая нам время попрощаться. Не могу представить какого это — потерять и маму, и отца за одну неделю.

У меня сильно начинает колоть в груди. Это не совсем так. Когда умерла мама, большая часть моего отца умерла вместе с ней.

— А его братья? — внезапно спрашиваю я, вспоминая колкость Альберто в адрес Анджело в сигарной комнате. Ты мой любимый племянник, но не говори Рафаэлю и Габриэлю, что я это сказал. — Почему они вместо него не захватили Дьявольскую Яму?

— Раф и Габ? — спрашивает он в непринужденной манере, которая наводит на мысль, что они лучшие друзья, в чем я сильно сомневаюсь. — Не-а. Это противоречит традиции передавать должность Капо по родословной. Единственным исключением является смерть или тюремное заключение. Кроме того, братья Ямы… — он засовывает палец в свое пиво, зачерпывает немного пены и слизывает её. Отвратительно. — Они беззаветно преданы. Разница между ними всего несколько лет, но по тому, как они себя ведут, можно подумать, что они тройняшки.

— Они тоже живут в Лондоне?

— Нет, нет. Рафу принадлежит большая часть небоскребов Вегаса. Ты могла видеть его здесь — он часто приезжает в Бухту поиграть в покер с Тором и братьями Лощины. Но Габ? — он смеется. — Ты бы его не увидела.

Насмешка, которой он заканчивает фразу, пробуждает мой интерес.

— Почему? Чем он занимается?

— Не знаю. У меня не хватает смелости спросить.

Прежде чем я успеваю продолжить свой допрос, Виттория садится на скамью напротив нас и роняет голову на стол.

— Боже, я лучше выколю себе глаза ржавой ложкой, чем буду здесь.

Макс поднимает бокал с тепловатым пивом в тосте.

— Подожди, пока тебе не исполнится двадцать один. Когда ты пьян, эти вечеринки становятся немного более сносными.

— Я и так пьяна, — говорит Виттория, прерывая меня. — Подружка Тора не так бесполезна, как кажется. Она продолжает наливать мне водку из своей фляжки. По крайней мере, я думаю, что это водка.

— О нет, — бормочет Макс, поднимаясь на ноги. — Если твои братья узнают, что я знал, что ты была пьяна… — он исчезает в толпе, успев бросить на меня умоляющий взгляд. — Ты меня не видела, ясно?

Я закатываю глаза и снова обращаю своё внимание на Витторию. Через несколько мгновений она появляется из-под своей завесы чёрных волос и смотрит на меня налитыми кровью глазами.

— Моё платье слишком узкое. И у меня болят ноги, — она садится прямо и поправляет жемчужное ожерелье на шее. — И, блять, эта штука колется, — одним быстрым движением она срывает его с шеи и бросает на стол. — И… — она внезапно бледнеет, поджимая губы. Не говоря больше ни слова, она выскальзывает из кабинки и несется вверх по лестнице в подвал.