Он держал передо мной весы. Это были для меня – весы. На одной чаше весов моя жизнь, – сказали мне. На другой чаше весов возлюбленный.
Кого я выбираю? – спросили меня бессловесно.
Я выбираю возлюбленного, – сказала не раздумывая.
Ты уверена, что у тебя хватит сил? – меня спросили тогда.
Я ни в чем не уверена, – ответила я, – я просто сделала выбор.
Потом было долгое молчание. Долгая тишина. И звуки исчезли, и запахи исчезли, и сам сон. Все закончилось. Что это было? Я дала обет?
Спустя некоторое время мне пришло в голову: я могла бы выбрать во сне и возлюбленного, и свою жизнь. Почему мы выбираем именно одно из двух? Почему не одно из трех? Почему мы не выбираем и первое, и второе? Почему мы не думаем, что можем отказаться и от первого, и от второго, и от третьего?
Но больше я уже не могда попасть в тот сон, и сны перестали мне сниться.
Запись вторая. Куколка
Занятие закончилось. Я сидела на лавочке в раздевалке и машинально рассматривала свои ступни. Наша группа уже разошлась, я была последней и не торопилась домой. Кто-то забыл свои балетки… а я была босиком на занятии.
Кто-то вошел в раздевалку и я подняла голову, взглянула ей в глаза. Глаза ее были две влажные, непроницаемые сливы. Не оторваться. Кожа как мрамор. Откуда ты такая?.. Куколка.
«Куколка» – это было не мое, заимствованное слово. Я начала заимствовать слова у возлюбленного. Были и другие. И куколка начала раздеваться… Где же я ее видела уже, на каком мастер-классе? Мне хотелось подняться с лавочки, подойти к ней и сказать:
«Возлюбленный, если бы тебя увидел, назвал бы «куколкой».
Еще была куколка, которую мы увидели в скором поезде на Петербург. Он обратил мое внимание на куколку: «Где ее сделали такую, на каком заводе?» А мне было жаль, что она работает на «такой работе», развозит закуски пассажирам. Ведь она могла делать в жизни что-то интересное.
«Давай, возьмем ее с собой?» – предложил возлюбленный.
Я ничего не сказала и не ответила, и промолчала, и это должна была быть шутка, но в каждой шутке есть как бы доля своей правды… Или, может быть, доля тайного желания, которое словесно проявляется… Нет, не проявляется, а бесконтрольно выпадает изо рта и начинает жить свободной жизнью, и претворяться в жизни.
И благодаря нашим бесконтрольным мыслям и желаниям жизнь становится словно хаотичной, как черно-белый фильм без сюжета и вроде бы без связи, а если связь эта есть, то это тонкие невидимые нити меж нашими тайными желаниями и черно-белыми кадрами.
А у меня были тайные желания?
Да, и были даже у меня – такой.
И когда я стояла в углу у книжной полки, у меня были желания.
Я промолчала тогда в поезде и не ответила, брать ли куколку нам с собой или нет домой. Это была не первая шутка. И все привыкли уже, что я железная: мне можно было сказать и что угодно сделать.
Это была не первая шутка и не-шутка, а была мысль возлюбленного двух куколок уложить на своем диване и заняться с ними любовью. Брошена была им когда-то давно, эта мысль, когда мы были вместе, после чего сексуальное желание безнадежно угасло и хотелось подняться с дивана и уйти в ванну.
Уйти в ванну, чтобы поплакать? – спросил как-то возлюбленный.
Он привык, что женщины уходили в ванную, чтобы поплакать от мужчин. Он не знал, что я больше не умею плакать и мне не нужно прятаться в ванной. Бонусы жизни.
Те женщины, которых я знала, уходили в ванну, чтобы поласкать себя, если их слишком мало ласкали на диване. А просто надевали презерватив и делали с женщиной то, что им было нужно. Потом недоласканная женщина уходила в ванную и делала вид, что ей нужно принять душ. Умиротворенная сама собой, своими пальчиками, женщина возвращалась назад, мужчина уже спал и ночь, и психика были спасены.
Фантазия возлюбленного уже начала воплощаться в жизнь прямо у меня на глазах.
И его прежняя возлюбленная любила треугольники, а я чувствовала себя устаревшей моделью барби, глядя на людей. Я не любила сложные геометрические фигуры.
Куколка… Я смотрела прямо перед собой и машинально одевалась, сидя на скамье, в то время как она раздевалась: мраморная кожа, точеные ручки-ножки-грудки… Я не подошла к ней и не сказала: возлюбленный тебя бы отметил, как он отмечал других, ведь у него проницательный глаз и он видит, и замечает все красивое и гармоничное, – в то время как у меня не было гармонии внутри.
Я не поняла, что со мной произошло в прошлую среду. Вдруг я поняла, проходя по улице, что мужчины замечают меня. А раньше я была словно прозрачная, да, как стекло: они шли и смотрели сквозь меня, в то время как я их замечала, они меня – нет. Я была для них невидимой.
И вот почему-то все резко изменилось. Это весна, да? – хотелось спросить их.
Во мне внутри все было то же, что и прежде. Возлюбленный был где-то… где-то далеко.
Мужчины смотрели мне в глаза и мне хотелось опустить голову, чтобы их взгляд не проникал мне в душу, но каждый раз мы встречались глазами, и неизменная фраза застревала у меня на губах: «Ich hab so viel Schmerz in meinem Inneren.»