Если кто-то скажет Третьему, что он должен был остановиться — он разобьет тому нос. И сломает руку. И ногу. И вообще, лучше не говорить Третьему подобных глупостей. Тем более, если это будет касаться Пятой. Потому что она сделала свой выбор, а он сделал свой. Возможно, потом, он об этом пожалеет. Но это будет потом, которое может и не настать. К чему думать о том, что может и не настать, беспокоиться? Тем более, если каждый день может стать последним. Тем более что он едва не потерял это мелкую выскочку с синими патлами.
Если Третьему кто-нибудь скажет, что он пытается усидеть на двух стульях сразу — он выпустить дробь в зад сказавшему это и скажет, что тот теперь и вовсе сидеть не сможет. А может еще и отстрелит что-нибудь. Так, для профилактики. Если ему скажут, что он поступает по-свински, он выбросит того в открытый космос без скафандра. Потому что никто не имеет права судить Третьего. Тем более, если это касается Пятой. Потому что это их выбор и их личное дело.
Если Вторая или Шестой захотят его избить — он вытерпит избиения, потому что поступил бы на их месте также. Если Пятая скажет, что это было ошибкой, он ничего не скажет в ответ, будет вести себя так, словно ничего и не было. Ну, а если не скажет, если это не ошибка — он даст ей все, что в его силах, и немного больше. Потому что если его губы у нее на шее будут вызывать у нее грудной смех, пока в ее взгляде, обращенном на него, читается нежность, он будет рядом. Сколько бы это ни продлилось и чем бы ни обернулось для всего экипажа.
Но все эти «если» могут быть или не быть там, потом, которое может не настать. Сейчас же есть только сейчас, состоящее из прикосновений, движений, вдохов, из ее больших серых глаз, лучащихся счастьем и жизнью. И у самого душа возвышается куда-то прочь, вне пространства и времени. И хочется ласкать, прижимать молодое невинное тело, впиваясь губами. Ощущать ее тесноту и тугость, пробовать на вкус и наблюдать за тем, как она, словно маленький первооткрыватель, исследует и пробует сама, немного боязливо и как бы спрашивая поглядывает исподлобья на него. Хочется учить ее и учиться у нее. А взрываться мириадами осколков, уноситься к звездам, ощущая ее где-то близко-близко, следующую тем же маршрутом того же полета.
Пятая уже дремала, положив голову на грудь Третьего и приобняв его. А он сам не мог заснуть. Давно не было такого приливы эмоций. И сейчас надо было с этим что-то делать. Подловив себя на том, что медленно перебирает ее волосы и осторожно касается губами лба, Третий всерьез задумался, не влюбился ли он. Он? В Пятую? Да нет, бред. Вот только категорическое нежелание уходить твердило об обратном. И это не был просто секс. Но и осознание этого тоже как-то не свалилось тяжким грузом вопреки ожиданиям. Это было как минимум странно. Но впервые за время после событий в системе Айо мысли покинули голову, оставив после себя блаженную пустоту, убаюкивающую в своей ненавязчивости.
— Пятая?
Дверь каюты отворилась, и на пороге возник Шестой. Судя по его выражению лица, сначала он ничего не понял, а потом глаза удивленно расширились, а ноздри раздулись.
— Какого черта, Третий?!
— Шшшш… Она только уснула! — зашипел Третий, инстинктивно прижимая к себе девчонку.
— Ты что с ней сделал? — сжимая и разжимая кулаки, спросил Шестой, едва сдерживаясь, чтоб не закричать.
— Это называется секс, святая ты невинность. Когда два человека друг другу нравятся, у них случается секс, — с сарказмом прошептал Третий.
— Она еще…
— Цыц! — перебил Третий срывающегося на крик Шестого.
— Она еще ребенок, — гневно прошипел тот.
— Знаю…
— Тогда как ты мог?
— Ребенок вырос, — пожал свободным плечом Третий и провел рукой по волосам Пятой. — И может сама делать выбор.
— Ты ее любишь? — это было скорее утверждение, смешанное с удивлением.
— Люблю, — немного помолчав, все же сказал Третий, легонько коснувшись губами лба девчонки.
— Учти, если ты ее обидишь…
— Если я ее обижу, тогда ты будешь первым, перед кем я за это отвечу, идет?
— Идет, — кивнул Шестой.
========== Эпилог ==========
Вторая и Андроид спокойно восприняли известие об отношениях Пятой и Третьего. С Шестым было сложнее, но когда Пятая поговорила с ним, он вроде как смирился. По крайней мере, не метал молнии в сторону Третьего, когда они с Пятой обменивались взглядами. В прочем, их поведение на глазах у остального экипажа едва ли изменилось. Разве что теперь они могли в обнимку появиться на мостике или в столовой. Ну и уходили вместе.
— Давай пока не будем съезжаться в одну каюту, я еще не готова к таким серьезным отношениям? — однажды на полном серьезе заявила Пятая, чем изрядно развеселила Третьего. — Что? Что такого смешного я сказала?
Он не ответил, закинул ее на плечо и бросил на кровать. Пятая попыталась уползти от наступающего с коварной улыбкой мужчины, но он схватил ее за ноги и подтянул к себе, навалившись сверху и целуя в шею. Девчонка залилась смехом. И Третий готов был душу продать за этот смех. Ровно, как и за шелковистость ее кожи под губами и руками.