Анри Барбюс

Статистические сведения, факты и цифры. Их было более чем достаточно для обычной книги. Но Барбюс не позволил издателю снять ни одну из цифр. Именно они были призваны убеждать, доказывать, Они красноречивее восторженных слов, ярче любых, даже самых прекрасных картин. Все увиденное в СССР, все изученное, все наблюденное автор собрал в этой очерковой книге. Вопросы большой политики, мельчайшие подробности быта, особенно важная для Барбюса национальная проблема и портреты встреченных людей — таков диапазон сведений, собранных в книге «Россия». Живейший интерес к закавказским и среднеазиатским советским республикам, подробные описания городов на Волге, пейзажи Крыма, Кавказа, поэтические описания Москвы и жизни москвичей — все это создавало объемную и впечатляющую картину Страны Советов.

— Это же энциклопедия СССР. Как она нужна нам, французам, нашей партии! — сказал Вайян-Кутюрье.

Но жизнь есть жизнь.

Радости и огорчения сменяли друг друга. Для Барбюса вскоре наступила полоса огорчений. Причина их лежала прежде всего в нем самом. Не все было благополучно в «Монд». В одной из передовых статей Барбюс выступил с расплывчатой программой, допускавшей в революционном журнале самые различные высказывания. Неудивительно, что после такой декларации в журнал хлынули оппортунисты, троцкистские ревизионисты, всякого рода политические ренегаты. И Барбюс не смог им противостоять.

Он получал тревожные предупреждения от советских друзей. Ему показали статью Бруно Ясенского «Универмаг идеологий». Это был спор с Барбюсом; автор статьи осуждал либерализм редактора «Монд», его терпимость к высказываниям разного толка.

Готовясь к новой поездке в СССР, Барбюс с тревогой думает о том, как отнесутся к линии «Монд» делегаты Конгресса пролетарских писателей, созываемого в Харькове. Он стремится скорее увидеть русских друзей.

Планы Барбюса разбиваются о непреклонность медиков. Ему придется остаться в Мирамаре, лежать в постели, принимать лекарства, соблюдать строгий режим. И это в то время, когда в далеком Харькове будут решаться важнейшие вопросы участия писателей в борьбе с фашизмом!

И Барбюс посылает обращение к конгрессу: он высказывает свою точку зрения, он подробно обрисовывает действенную роль передовой интеллигенции Франции.

…С нетерпением ждал Барбюс возвращения французской делегации. Особенно Вайяна. Тот приехал суровый и печальный. Ему пришлось много горького высказать Барбюсу о «Монд», о его курсе в последнее время. Конгресс выразил решительное несогласие с позицией Барбюса, предоставившего трибуну «Монд» буржуазным радикалам. Какой же это революционный орган? Идея «объективной истины», которую провозгласил в одной из передовых статей Барбюс, вступила в противоречие с его партийностью. «Объективность», по существу, была объективизмом, антипартийностью.

Слушать горячую обличительную речь Вайяна было тяжело.

Барбюса самого уже давно беспокоили некоторые журналисты и писатели, зачастившие в «Монд». Среди них был Панаит Истрати, к которому Барбюс испытывал двойственное чувство. Истрати нравился ему своей общительностью; нередко он слушал живые рассказы Истрати о его прошлом. Перед ним возникали картины авантюрной жизни писателя, служившего разносчиком, кельнером, фотографом, углекопом, писцом…

И вот этот «безобидный» человек, приблизившийся к лагерю прогрессивных писателей, издал клеветническую книгу о Советском Союзе!

Непостоянство, беспринципность — самые характерные черты Панаита Истрати — привели его к предательству. Он не только очернил Советскую страну, он круто повернул вправо, в лагерь реакции.

Барбюс не видел большой опасности ни в том, что в журнале печатался Истрати, ни в том, что выступали в «Монд» некоторые яростные буржуазные политиканы. И вот перед ним резолюция конгресса. Это уже мнение большинства. К нему нельзя не прислушаться.

Барбюс переживал тревожное время. Это было похоже на кризис. Потрясло своей суровостью письмо Горького.

«(Сорренто, ноябрь 1931 г.)

Уваж. т. Барбюс!

Ввиду того, что «Монд» не соответствует больше намеченным цели и линии, и не будучи в состоянии сотрудничать в журнале, где сотрудничает П. Истрати, прошу Вас снять мое имя из редколлегии «Монда».

Ваш»

Строки этого письма неотступно стояли перед глазами Барбюса, занятого текущей работой. Он вспоминал и другие предупреждения партийных друзей. Торез предостерегал его: он говорил ему и о Панаите Истрати, человеке, запятнавшем себя черным предательством. С ужасом Барбюс думал, что может оказаться вне лагеря революционной солидарности, утерять то, что было смыслом его жизни. Потерять имя Горького для «Монд» было подобно катастрофе. Рука не поднималась вычеркнуть из состава редакционной коллегии журнала имя, к которому тянулось все передовое в мире.

И катастрофа разразилась. Пришло новое письмо:

«(1932 г.)

Гражданин Барбюс —