Анталия от 300 у.е., или Все включено

– Нет, в них уже щеголяет сын какого-нибудь водителя, – усмехаюсь я. – Теперь они в надежных руках.

Мы молча идем по Мясницкой, навстречу нам попадаются компании, парочки и одиночки, в основном нетрезвые и шумные. У тротуаров по обеим сторонам улицы то и дело притормаживают машины, все больше рыдваны-«шестерки», высаживая и подбирая пассажиров. Мы обходим толпу у очередного клуба, и я отмечаю, что в ней гораздо больше девушек, чем мужчин. Многие из них разодеты и тревожно стреляют глазами по сторонам.

– Хорошо, что в Москве хотя бы зима хо лодная, а то люди умирали бы от круглогодич ных и круглосуточных тусовок, – говорю я.

– Ты знаешь, мне кажется, что зимой здесь тусуются не меньше, – отзывается Саша. – Да не так уж и холодно. Эта зима вообще никакая была.

– Ну, вот мы и заговорили о погоде. Какой ужас!

Он смеется, выставив перед собой ладони:

– Все молчу! Пойдем на бульваре посидим?

– Давай. Там можно чай где-нибудь попить?

– Естественно. В Москве можно все!

Дождавшись, пока машины остановятся на красный свет, мы переходим дорогу, и перед нами появляется большая, залитая светом и заполненная людьми кофейня. Я касаюсь его руки, и меня обжигает возбуждение.

– Давай не пойдем туда.

– А куда ты хочешь?

– Может, лучше возьмем чай здесь, – я указываю подбородком на киоск, – и посидим на скамейке на бульваре?

Он тут же решительно подходит к киоску, из окошка которого выглядывает усатое лицо.

– Что будем пить, молодые люди? – спра шивает лицо, и я тут же представляю его обла дателя официантом летнего кафе-мороженого в парке выцветшего провинциального город ка. Может, оттуда он и появился.

Приняв из вытянувшихся из окошка рук пластиковые стаканчики с коричневой теплой жидкостью, лишь отдаленно напоминающей вкусом чай, мы устраиваемся на скамейке, подальше от шумной компании подростков.

Мы садимся близко друг к другу, бедро к бедру, и молчим – я прислушиваюсь к своим ощущениям от прикосновения мужского тела, он, как мне кажется, тоже занят своими ощущениями. Выпив чай, я отставляю стакан подальше от себя и кладу расслабленные ладони на колени, словно хочу разглядеть линии на них. Саша тут же откликается – накрывает мои пальцы своей рукой и сжимает их. Я коротко вздыхаю, поворачиваюсь к нему и сначала касаюсь щекой его жесткой, колючей скулы, а потом нахожу его губы, уже приоткрытые навстречу моим. Мы целуемся то нежно, то жадно, касаясь ладонями вмиг твердеющих, вздрагивающих животов друг друга и заводя пальцы за ремни брюк. Внешние шумы замолкают, мир отступает, и когда я приоткрываю глаза, я удивляюсь тому, что вокруг ничего не изменилось. Чувствуя жжение в животе, расходящееся волнами по телу, ударяющее горячо по глазам изнутри, я отрываюсь от парня и закрываю рукой горячие, распухшие губы.

– Мне пора ехать, – говорю я хриплым го лосом и откашливаюсь. – У меня самолет.

Кажется, я выпила недостаточно. Мне вспомнились многочисленные искательницы постельных приключений, которые приезжают в наш отель, и мне стыдно сейчас сознавать себя одной из них.

– Да, вполне уважительная причина, – говорит он, затем достает из кармана сигареты и протягивает одну из них мне.

– Мне пятисот рублей хватит, чтобы доехать до Шереметьево?

– Скорее, восемьсот будет. Сейчас поймаем тебе машину, – говорит он, опуская голову и глядя на свою ширинку. – Сейчас приду в чувство и пойдем.

– Извини, – прошу я тихим голосом.

Отбросив окурок, он встает и подхватывает со скамейки мою сумку:

– Блин, ведь у тебя даже телефона не по просишь, чтобы продолжить общение. Пой дем?

Машина останавливается сразу, едва я взмахиваю рукой, и водитель с готовностью тянется к пассажирской двери:

– Куда?

Мы сходимся с ним на семистах рублях, и я сажусь в машину. Саша наклоняется ко мне:

– Хочешь, я поеду с тобой?

Я замечаю в его глазах тоску и легкую зависть – такую, какую сама испытываю, когда провожаю кого-то на самолет и отчаянно хочу занять его место.

– Нет. Спасибо. Как-нибудь увидимся. На Ибице.

Он усмехается и захлопывает дверь. Машина срывается с места. Я прошу водителя сделать музыку тише и, откинувшись назад, закрываю глаза. Жжение в животе разгорается вновь, когда я вспоминаю только что целовавшие меня губы.

Когда мы подъезжаем к аэропорту, воздух уже предрассветно сереет. Пригнувшись, я заглядываю в зеркало с пассажирской стороны – и ужасаюсь тому, как выгляжу: покрасневшие глаза, тусклая, словно покрытая старой пыльной пленкой, кожа, пожелтевшие зубы. Мне срочно нужен кран с ледяной водой.

В аэропорту я первым делом отправляюсь в туалет, заметив мельком, что у таблички с надписью «Арейон» уже собираются возбужденные туристы.