Антанта и русская революция. 1917-1918

Локарт не был готов согласиться с такой циничной оценкой британской политики и продолжал энергично убеждать министерство иностранных дел более дружественно относиться к советскому правительству. Особенно его взволновали сообщения о японской интервенции. Для большевиков вторжение Японии было не лучше нападения Германии. Локарт предостерегал Бальфура, что, если союзники позволят японцам войти в Сибирь, перспективы сотрудничества с Россией перейдут в разряд безнадежных. «Я уверен, – писал он, – что вы не имеете представления, какие настроения возбудит японская интервенция. Даже кадетская пресса, которую нельзя упрекнуть в сочувствии к большевикам, во весь голос объявила интервенцию преступлением против России и сейчас проповедует поддержку любой партии, которая будет противостоять Германии и спасет революцию». Шаблонный ответ, что «Япония придет не как враг, не как завоеватель-Германия, а как союзник и друг» не мог успокоить даже Локарта, не говоря уже о большевиках.

«По логике событий рабочий класс сейчас является единственной силой в России, которая не приветствует германскую интервенцию», – еще раз телеграфировал Локарт в Лондон 10 марта. «Как и на Украине, здесь появились несколько буржуазных союзов, которые замышляют создать правительство под германцами. Если своим попустительством японской интервенции в настоящий момент мы уничтожим единственную силу в России, которая будет сражаться с Германией, мы должны будем принять все последствия». Тем не менее Бальфур, очевидно, не находил, что ободрение японцев в их дальневосточной авантюре означает вмешательство во внутренние дела России. «Я постоянно внушаю мистеру Локарту, что мы не желаем вмешиваться во внутренние дела России, – раздраженно замечал министр иностранных дел. – Похоже, ему совершенно не удается донести эту точку зрения до большевистского правительства».

Посольства союзников в Вологде жадно прислушивались к диким антибольшевистским слухам и почти каждый день просили оставшихся в Петрограде служащих подтвердить или опровергнуть известия о новых случаях нарушения закона и насилия со стороны большевиков. По временам Троцкий раздражался на глупость послов; затем снова со смехом предлагал прописать им капли для успокоения нервов. Возвратившись с Локартом из поездки в Вологду, он воскликнул: «Если бы мы положили всех представителей союзников в котелок и сварили бы их, из этого варева невозможно было бы выжать ни капли здравого смысла!» В первой половине марта, ввиду опасной близости германцев, большевики начали переводить правительство из Петрограда в Москву, бывшую более двух веков назад, вплоть до правления Петра Великого, исторической столицей России. Троцкий, который в этот период взял на себя обязанности военного комиссара, вместе с Локартом и другими членами британской военной миссии выехал из Петрограда как раз в тот момент, когда в Москве состоялся Всероссийский съезд Советов, который должен был принять решение ратифицировать или отвергнуть Брест-Литовский договор, то есть постановить – быть миру или войне.