Я хмыкнула. На самом деле из этого кошака было нереально что-то вытянуть. Мне приходилось каждый день его спрашивать, надеясь, что он выболтает что-нибудь еще. Иногда мне казалось, что он на самом деле и сам не знает толком ничего, но в следующий раз он говорил что-то новенькое, будто… будто и сам вспоминал постепенно.
— И всё же, Монту, — попросила я вкрадчиво, немного приподнимая угол своего одеяла. Сделано оно было из нескольких сшитых между собой шкур.
Кот тут же вскинулся, но еще минут пять делал вид, что не обращает внимания на призывно приподнятую шкуру. Я говорю, он терпеть не мог холод и все время мёрз, особенно по ночам, когда приходилось долго лежать неподвижно. Ещё днём, куда ни шло. Там он носился вокруг, согреваясь, а вот ночью приходилось либо терпеть, либо ложиться рядом со мной. И я точно знаю, что, как бы он не фыркал, но валяться рядом со мной ему нравилось. Да и у меня ночи стали спокойнее. Видимо, во сне Монту забирал ману, да и Зов стихал.
Не утерпев, Монту юркнул под мою шкуру, тут же высовывая морду наружу около моего лица. Я улыбнулась, постаравшись спрятать улыбку, и укрыла его. Вдвоем всё-таки теплее. Пусть я и дитя северных альваров, но холод мне тоже не очень нравился.
— Ладно, — Монту сделал такое выражение, будто он делает мне просто громадное одолжение, — спрашивай.
— Ты говорил, что источники давно не рождались. Как думаешь, почему? — спросила, первое, что пришло в голову. На самом деле таких вопросов у меня было много, но не на все Монту мог вот так сразу ответить. Я уже поняла, что его проснувшаяся кровь сделал это не до конца. Процесс еще не окончен.
— Кто знает. — Я буквально видела, как кот пожал воображаемыми плечами. — Раньше вы были обычным явлением, а стаи моркотов были намного больше. В проводники шли те, у кого кровь была самой чистой и сильной. Это было почетно. Потом не осталось ни источников, ни стражей, моркоты ушли в леса, затерялись. Многие позабыли своё предназначение, смешались, марая кровь. Правда были и такие, как мои сородичи, хранившие чистоту крови. Сейчас я знаю, что на самом деле все уже и забыли, зачем именно это нужно, но некоторые стаи инстинктивно придерживались старой линии поведения. Память просыпается только тогда, когда рождается источник. И то только у одного моркота. В этот раз это был я. Надеюсь, ты понимаешь, что радости мне это не приносло совершенно? — Монту пристально посмотрел на меня, причём его мордочка была такой серьезной, что я едва сдержалась, чтобы не засмеяться.
— Конечно, — кивнула серьезно, задерживая дыхание.
Монту с подозрением меня осмотрел, будто искал опровержение моему слову, но промолчал, что случалось с ним крайне редко.
— Думаю, — начал он после минутной тишины, — что это воздействие Хаоса. Люди слабы к нему. Я видел, как твои сородичи гибнут, стоит им пересечь черту Пояса. Сейчас я ощущаю, что Хаоса в этом мире слишком много. А еще я помню войны. Конечно, я не смогу пересказать подробно, но когда-то давно люди сами убивали свои источники и их стражей. Не знаю, что было первым — увеличение Хаоса или же истребление источников. Память пробуждается до сих пор, и я вижу, что в одно время умирало мучительной смертью много проводников. Я, конечно, знаю, что люди глупы, но постарайся запомнить. Когда погибает источник, погибает и его страж. А также и его проводник. Я еще слишком молод, чтобы умирать.
Сказав это, Монту вылез наружу и потянулся.
— Поохочусь. Не уходи никуда, — сказал он и растворился в окружающей наш крохотный лагерь темноте.
Переход из обычного мира в Пояс не занял много времени. Оказалось, что Пояс от остального мира отделяла тончайшая стена, похожая на вертикально текущую воду. Правда, она была бесшумной и тонкой настолько, что могла сравняться толщиной с волосом. Снова подумала о мыльном пузыре.
Если Монту не ощущал никакого воздействия Хаоса, то о себе я такого сказать не могла. Едва я сделала первый шаг, как голова закружилась, а желудок подпрыгнул до самого горла, стремясь избавить от ужина и скудного завтрака.
Зажав рот рукой, села прямо на землю, опасаясь идти дальше. Я помнила, о чём рассказывал Монту. Мало ли, вдруг тут не только деревья плотоядные, но еще и кусты.
Перед глазами плавали цветные круги, но я всё равно всматривалась в окружающую меня обстановку, пытаясь понять — насколько опасно вот так тут сидеть.
Монту крутился рядом, при этом молчал, хотя я ощущала, как по моему лицу скользит пушистый кончик едва уловимо дрожащего хвоста. Волнуется? Ну, наверное, если бы от кого-то другого зависела моя смерть, то я тоже волновалась бы об этом человеке или же существе.
— Стой, — остановила я его, положив руку на спину. — Не мельтеши, и так всё кругом идёт.
Вопреки моим ожиданиям Монту не разразился длинной речью, в которой просвещал бы меня о моих умственных способностях. Значит, волнуется. Несмотря на то, что его волнение было, скорее всего, приправлено эгоистическими нотками, становилось приятно.