Антарктическая одиссея (Северная партия экспедиции Р. Скотта)

Естественно, мы выходили только при крайней необходимости и дома тоже было очень холодно, поэтому большую часть времени приходилось проводить в спальных мешках. Мы не вылезали из них для завтрака — еду разносил по местам дневальный — и, поев, пребывали в том же положении до одиннадцати. Потом, если погода благоприятствовала нам, вставали, одевались и шли работать. Возвращались обычно около трёх часов. В плохую погоду продолжали лежать в мешках, дремля или предаваясь своим мыслям до самого обеда. Только вечером завязывался общий разговор. Поразительным в этой зимней спячке было то, как легко, без малейших признаков внутреннего сопротивления или протеста, вся партия примирилась с бездеятельным прозябанием. По крайней мере четверо из нас — люди необычайно активные, в обычных условиях они ни минуты не сидят без дела, я же никогда не предполагал, что смогу чувствовать себя счастливым без чтения. Тем не менее на протяжении большей части этой бездеятельной жизни мы были безусловно счастливы, о чём свидетельствует в первую очередь наше безмятежное состояние. Я не только не страдал от отсутствия книг, но, помню, часто предпочитал лежать и отдаваться на волю своих мыслей, вместо того чтобы читать "Советы путешественникам" или "Ревю оф Ревюс". Это, по-моему, несомненно доказывает, что человек может довольствоваться малым и что во многих случаях излишества цивилизации служат лишь удовлетворению ею же созданных потребностей. Не подумайте, что я берусь утверждать, будто кто-нибудь из нас хотел бы ещё раз пережить такую зиму. Напротив, по моему глубокому убеждению, её повторение убило бы или свело с ума большинство из нас. Я хочу только сказать, что в эту самую трудную для каждого из нас зиму удовольствия, которые мы испытывали, по остроте ощущений не уступали невзгодам. Нежданный кусок сахара или спокойный день после всех перипетий дежурства доставляли не меньше радости, чем мы получаем в обычной жизни от самых изысканных яств или увлекательных празднеств.

Очарование экспедиций в Антарктику в значительной мере складывается из сопутствующих им резких контрастов, ибо то, что сегодня представляется преисподней, завтра может обернуться царствием небесным. Это и есть одно из проявлений того неуловимого, что мы за неимением более точного выражения называем зовом Антарктики.

ГЛАВА XX. В ОСНОВНОМ О ЕДЕ

Страница из дневника. — Мясо императорского пингвина лучше тюленьего. — Капли с потолка пещеры образуют на спальных мешках сосульки. — Слишком жирные супы. — Предположения о судьбе корабля. — Пересушенные сухари обостряют чувство голода. — Десерт из лимонной кислоты. — Тоска по "чистой" пище. — Приправы к супам. — Печень, сердце, почки и мозг тюленя. — Тюлений мозг — изысканное лакомство. — Добавление водорослей к еде. — Аптечка служит кухне. — Таблетки имбиря и горчичный пластырь в похлёбке. Нежелательные приправы. — Едим мы мало, но у нас достаточно сил. Постоянное недомогание Браунинга. — Его главная опора — весёлый нрав. Трещины в потолке пещеры. — На волосок от гибели: мы едва не задохнулись. Вставляем в дымоход бамбуковый шест

Автор старался по возможности избежать в этой книге дневниковых записей, но, не прибегая к помощи выдержек из дневника, невозможно дать правдоподобное описание нашего быта, мыслей и чувств в той странной жизни, которую мы вели. Ничто, например, не даст такого верного представления о трудностях, с которыми нам приходилось бороться, и радостях, которыми мы наслаждались, как строки из моего дневника, написанные 7 мая:

"Ещё лёжа сегодня утром в мешке, мы услышали рёв бури, а поднявшись, увидели, что нас засыпало снегом, как никогда прежде. За утро Дикасон и я прорыли туннель в снегу и таким образом удлинили крышу тамбура на шесть футов [1,83 м]. Дул настоящий ураган, но без снега. Левик и Браунинг убили трёх императорских пингвинов, камбуз заполнился мясом и костями, что сильно затруднило работу дежурных — Кемпбелла и Абботта, тем более что тяга из дымохода плохая. Сегодня в супе было полно пингвиньего мяса и жира. Мясо всем понравилось, но суп получился слишком жирным и сразил некоторых, но меня бог миловал. Вообще-то жир императорского пингвина имеет очень нежный вкус. Утром Кемпбелл побаловал нас жареной грудинкой, и этот "бифштекс" из пингвинятины с кусочком сала сверху показался изысканным кушаньем после приевшихся всем похлёбок. Я развлекаю товарищей тем, что читаю вслух мой дневник за прошлый год, и особое, хотя и мучительное, удовольствие им доставляют немногочисленные описания наших трапез на мысе Адэр, которые я сделал для того, чтобы наиболее полно отобразить наш быт. Мы всё ещё страдаем от однообразного питания, хотя в остальном примирились со своей судьбой.