Антарктида

Левон. Оружие?

Клюшников. Ползи-ползи! Имплозивные заряды, говорю… Новое придумали, суки! Готовятся! Вот Союз распался, а они тут как тут. Того и ждали… Ну, ничего… Мы тебя, заячья харя, пришпилим. Сейчас-сейчас…

Левон. Как он ходит? Он же умер! Яду выпил и умер.

Клюшников. Какого яду?! Отрава отраву не берет. Он тут сидел, у подземных теплых источников. Развала Союза ждал. Хер тебе, а не ослабли мы! Понял? Капут тебе пришел!

Левон. Так сколько ж ему лет-то тогда?

Клюшников. Некогда считать, Лева! Трос готовь, я сзади перекину, а ты страхуй. Щас мы фашистскую суку удавим!

Левон. Он смотрит на меня!

Клюшников. Где? Где он?

Левон. Я не вижу!

Клюшников. Опять озоновая дыра расширяется! Закрой глаза, все выжжет к ляду!

Запись 23

Отец Александр. Что такое… Уж появиться должны, а их нет все.

Мишка. Всполохи… Ты видишь?

Отец Александр. Северное сияние это.

Мишка. Нет, это шарашуты костры жгут.

Отец Александр. Какие шарашуты? Тут тысячи километров никого…

Мишка. Воины, в подземных пещерах живут. У теплых озер. Наверх туманом выходят.

Отец Александр. Не люди что ли?

Мишка. Очень похожие, с большими белыми глазами. Они пасут земляных оленей…

Отец Александр. Не пори чушь. Тут одни пингвины. Олень не выживет.

Мишка. Земляные олени – это мамонты. Они не все умерли, они шли на север и спрятались у теплых подземных озер.

Отец Александр. Они прям по океану до Антарктиды-то пришли?

Мишка. Так это двести миллионов лет назад было, тогда мы все одним материком были.

Отец Александр. Сам придумал?

Мишка. Ты что? Мама у ненцев водителем работала, сани таскала. Они рассказали, а она – мне. Если с нашими что случилось, то шарашуты их унесут к себе и вылечат, но потом уже не отпустят. Навсегда это. Понял?

Отец Александр. Сказки какие-то…

Мишка. А чем это твоего лучше… Если что, они умрут и их тоже заберут к себе навсегда на небо…

Отец Александр. Верь во что хочешь. С собаки спрос невелик.

Мишка. Собаки в Полярную звезду верят. Но я – атеист.

Отец Александр. Почему это?

Мишка. Я в человеков верю. Может, и зря, конечно. Но мне Петр Георгич как Полярная звезда. Он меня из снежного болота вынул. После оттепели навалило снега. Бегу, а снег оседает, затягивает в эту пустоту-то, которая под ним натаяла… Все кричат: «Брось пса!» А он не бросил. Сам промок, а меня вынул.

Отец Александр. Слушай… А ведь оттепель первая уже была. Может они под снег ушли?

Мишка. Может быть. К шарашутам.

Отец Александр. Сплюнь.

Мишка. Как?

Отец Александр. По курсу идем.

Запись 24

Клюшников. Левон… Левон, открой глаза… Это вспышки. Примерещилось. Озоновая дыра же только к весне откроется. Я со страху перепутал.

Левон. А Гитлер где?

Клюшников. Умер.

Левон. Вы его задушили?

Клюшников. Ты чё? Он же в восемьдесят втором умер.

Левон. Как? Только в восемьдесят втором?

Клюшников. Да, здесь на секретной базе, в Антарктиде. Все знают.

Левон. А тарелки?

Клюшников. Да не тарелки это. Просто самолеты круглые. Способ взлететь искали. Пятьдесят же градусов. Песком. Обычный самолет начнет тормозить, лыжи от трения нагреются. Приклеится ко льду насмерть.

Левон. А это все знают?

Клюшников. В озере Восток аномалия геомагнитная. Значит, что? Значит, металл внутри. Это все знают… А уж какой…

Левон. Так он нападает на нас или нет?

Клюшников. Умер он, говорю. Успокойся.

Левон. Он ходил же… Как вы поняли-то, что умер?

Клюшников. Столба в нем нет.

Левон. Какого еще столба?

Клюшников. Я не знаю, как тебе объяснить. Может, и не столб это… Может, это вода, как в подземном озере… Но я «столб» называю. Это в лице видно.

Левон. Энергия что ли?

Клюшников. И не энергия… Это талант вроде… Черт его знает, и не талант. Какая-то такая штука… И не у каждого она в лице есть. У кого нет – не появится. А есть – пропасть может.

Левон. И что это значит, если есть?

Клюшников. Человек делом занят и себе не изменяет. А пошел поперек – всегда на лице отпечаток.

Левон. И у Гитлера был столб?

Клюшников. Был.

Левон. Так он же сволочь! Или столб и у плохих есть?

Клюшников. У разных. И у слабых, и у сильных. И у плохих, и у хороших. Вот раньше как полярников привезут на смену, я в первый же день знаю, с кем можно работать, а кто на уши сядет, сорвется или подведет. В тех столба сразу нет.

Левон. А у меня есть?

Клюшников. Да, пока что есть. А бывает, вижу, ломается у человека в лице столб. Держится просто на ниточке, но держится. Значит, сам про себя чё-то почуял. Я таких больше всего уважаю.

Левон. А без него нормально жить можно?

Клюшников. Без него даже лучше, но я с таким говорить не хочу. Пусть живет. Рука-то болит?