Антарктида

Всё это время Муса Абубакар пребывал в ясном сознании, однако по каким-то неизвестным для него причинам полностью потерял контроль над телом и вспомогательной мыслительной операционной системой, без сил наблюдая, как организм зажил отдельной жизнью, – в том, как такое возможно, Любомир и пытался разобраться, продолжая рыться в консоли. Оказалось, не так уж и сложно выяснить, как и почему он очутился здесь. Потребовалось открыть шифрованную историю команд, для чего он лишь немного повозился, вставив пару костылей на входе, чтобы сработали нужные доступы. Любомир даже удивился, заметив, что как-то слишком легко получается сделать то, о чём он подумал: “Наверное, я просто сконцентрировался как следует. И поел. Ничего не отвлекает теперь. А до того, значит, не так сильно и нужно было. Н-да… А, честно если, я ведь пока и не собираюсь отсюда выбираться, может поэтому не получилось сходу? Попробовать снова? Ну-у-у… А если сразу выберусь? Ага-а-а! Попался! Ясно всё со мной… Боюсь уже никогда не попасть сюда обратно!” Любчик попробовал произвести ещё несколько манипуляций с запросами данных с разных концов системы – никаких ошибок… “Как на ладони!” На секунду он пожелал увидеть систему разом во всей полноте. Тут же перед ним предстали миллиарды устройств и людей со сложнейшими переплетениями графов, течением сигналов, роем восприятий: “Вау…” – его будто ударило, но не током, а осязанием информации, и охватил мельчайший мандраж: “Ничего себе…” – прикасаться к чему-либо и кому-либо он хотел и не стремился. Он застыл – наблюдение за всем этим живым организмом завораживало! Это было поистине непередаваемое и неописуемое цифровое благоговение. На мгновение он даже ушёл куда-то туда и отпустил тело Мусы Абубакара, но одёрнул себя, и тот не успел этого заметить, – скоро Любчик уже снова против его воли почесывал затылок.

“Значит, в этом режиме соединение настолько на-тоненьком, что мне даже команду формулировать не нужно? Стоит просто захотеть… И пока я, значит, хотел побыть тут и выяснить…” – блаженные рассуждения прервала послужившая причиной возвращения в тело тень скользкой мысли о том, сколь ответственным и осознанным теперь стоило быть со своими желаниями, и как легко в них можно раствориться. Из ниоткуда возник озноб. Заложило нос. В животе появлялось предательское кручение. Какая-то вспышка! – и владеть такого уровня доступом оказалось не то что страшно, а мучительно, отвратно ужасно, однако отказываться от этого так сразу? Нельзя сказать, что Версальский, не понимал себя в тот момент или лукавил, – он осмыслял себя ровно настолько, насколько был способен. Осознание положения породило в нём доселе неизвестное монолитно-неразрывное чувство бездоннейшей вины при абсолютной власти. Оно и рвуще терзало, и маняще соблазняло, и сковывая угрожало кошмаром, и ласково просило открыться ему и открыть его… – в то время как рассудок пробовал удержать мысль, рационализировать: почему всё это так сложно – и нельзя, и нужно, и можно -, и вина, кажется, интуитивно уже предопределена, и есть ли право на подобного рода познание и действия, и уместен ли такой застарелый, пуританский вопрос – откуда он, вообще? -, когда это уже случается, и неужели нельзя без вины – кто внушил это? -, и почему именно в этой парадигме так сходу построились чувства и мысли?… – громом склокотало внутри! Версальский сжал себя. Скрепил. Что реакции? Что чувства? Мысль. Мысль… “Предположим…” – начал он: “Откуда это – я понимаю. Уж больно похоже… Засело. Проходили. Знакомого мотива сложно не узнать… Но так? Так это чувствуется? Бритвенным лезвием меж ног!? Уберите!? Уберите… А кто уберёт? Я его в руках держу уже… Я… Неужели я ранить себя им стану? Нет… Это, допустим, отметим как прояснённое… Но началось-то не с этого. Это – потом… – с мыслями пришло. Сначала-то отлетел я. И-и-и? Почему ж я так резко одёрнул себя, когда почувствовал, что растворяюсь? Осязанием иду в существо того познания, из которого главным своим интересом питаюсь? Я ведь её всю понять могу. Всю разом исследовать… Страшно? Сказать страшно как страшно… Не я там буду уже? Умру? Чувствую? – или придумки? Как понять? Неужто миф снова?”