– Я привык именно к такой жизни, Скорцени, – довольно миролюбиво объяснил рейхсмаршал. – Это мой стиль. Очевидно, мне нужно было родиться где-нибудь между Римом и Венецией, причем во времена Нерона. Один из аннербистов даже пытался убедить меня, что в прошлой жизни я, наверное, был римским патрицием. И похоронен был в тоге.
– Можете оставаться им, но без маршальского жезла германских военно-воздушных сил.
– Лучше признайтесь, что рисовали вы мой портрет со слов бригаденфюрера СС Шелленберга,
[67]умудрившегося сразу же настроить вас против старины Геринга.– И не только с его слов, – невозмутимо подтвердил обер-диверсант рейха.
– Иногда я действительно появляюсь в таком одеянии перед теми, кого изредка приглашаю сюда.
– Перед всеми?
– Простите? – уперся руками в боковины своего не по-офицерски отвисшего живота обладатель виллы «Каринхалле».
– Не могу понять, почему для меня вы сделали исключение, явившись в нормальном бюргерском костюме.
– Не хотел вас слишком удивлять.
– Разочаровывать.
– Что?! – мгновенно побагровел рейхсмаршал, и краем глаза Скорцени заметил, как, то ли нервно, то ли предупредительно закашлявшись, адъютант его конвульсивно ухватился рукой за кобуру.
– Вы уже должны были понять, что это не вызывало бы моего удивления, если бы, выходя к гостям в тоге и сандалиях римского патриция, вы при этом не держали в руке маршальский жезл.
– Вас это шокирует? – не ожидал такой прямолинейности главком Кригсмарине.
– Просто до сих пор у меня было совершенно иное представление о достоинстве всякого маршала, а тем более – рейхсмаршала Германии. Совершенно иное, господин Геринг. – Сейчас в нем заговорил офицер СС, который требовал, чтобы к нему относились именно так, как и следует относиться к сотруднику службы безопасности рейха.
– Вы странно ведете себя, Скорцени.
– Я всегда веду себя, исходя из обстановки.
По логике, рейхсмаршал должен был бы возмутиться, взорваться и выставить его из виллы. Но, конечно же, не решился. Очевидно, прав был Шелленберг, когда сказал, что «фюрер все больше отдаляет от себя Геринга, и окончательный разрыв между ними неминуем. Дал бы Бог, чтобы обошлось при этом без арестов и ненужного кровопролития».
[68]Картина действительно получалась странная. Вместо того чтобы яростно отбивать натиск первого диверсанта рейха, Геринг, в глазах многих его подчиненных генералов все еще казавшийся таким всесильным, теперь лишь удрученно пристыдил его:
– Я слишком уважаю вас, Скорцени, за то, что вы сделали для фюрера, рейха и дуче, чтобы высказывать вам свое недоумение. Хотя вы вполне заслуживаете негодования.
– Прошу прощения, рейхсмаршал, однако я прилетел сюда из Вебельсберга не для того, чтобы выяснять наши отношения, а тем более – обсуждать ваши загородные наряды, разговор о которых вы же сами и завели. Разве не так? – ничуть не смутившись его обидами, продолжил разговор Скорцени.
Но в то же время слова «Прошу прощения» вроде бы прозвучали, а значит, какое-то подобие вежливости и чинопочитания все же было соблюдено.
– Тогда какого черта?.. – начал было Геринг, однако Скорцени как можно вежливее прервал его:
– Не забывайте, партайгеноссе Геринг, что я прибыл по вашему личному приглашению. Так что где, с вашего позволения, партайгеноссе Геринг, мы могли бы присесть, чтобы обсудить несколько принципиальных вопросов?
Пораженный его натиском, главком люфтваффе удивленно оглянулся на стоявшего чуть позади и справа от него адъютанта, как бы спрашивая у него: «Ты-то хоть что-нибудь понимаешь во всем том, что здесь сейчас происходит?» – однако, не получив от майора никакого вещего знака, с трудом открыл перед штурмбаннфюрером тяжелую дубовую дверь.
– О важных делах рейха я привык беседовать в своем домашнем кабинете.
29
Октябрь 1943 года. Германия.
Замок Викингбург на побережье Северного моря.
Как только гросс-адмирал спустился в свой кабинет, ожил телефон и в трубке послышался прерывистый командно-рявкающий голос личного адъютанта фюрера обергруппенфюрера Шауба.
[69]– Фюрера интересует, вернулся ли из похода в Антарктиду «Фюрер-конвой»? – как обычно, в своей манере, не прибегая ни к каким вступлениям и объяснениям, произнес он.
– Десять субмарин. Два отряда. Без потерь. Только что, – отчеканил Дениц.
– А сколько всего должно прибыть? – удивленно поинтересовался личный адъютант фюрера.
– Еще столько же.
– Так и доложить? – неуверенно уточнил Шауб, побаиваясь, как бы Дениц не предался одной из своих портово-кабачных шуточек.
– Если, конечно, им удастся пройти сквозь заградительные отряды противника без потерь.
– Что, действительно двадцать субмарин? – не скрыл своего удивления Шауб. – Это же целая эскадра!
– Еще десять подлодок остаются у берегов Новой Швабии, посменно осуществляя охрану ее морских границ и рейдируя на подступах к ним, – решил окончательно поразить его главком Кригсмарине.