«Когда подросток рассуждает о любви, о том, что после первой ночи он ее убьет. Не мысли мальчика, а самого Федора Михайловича».
Как сказал ее любимый Флобер: Эмма — это я. Действительно, кем бы мог быть этот мальчик, как не Федором Михайловичем? И мальчик, и отец его, и отчим, и мать, и собака его — все это только Федор Михайлович.
У нескольких фигур Эрмитажа треснули ноги. «Они в белые ночи бегают на площадь играть в мяч, вот и поломали себе ноги!..»
Ср. с «тонкой шуткой» Никиты Богословского: «По ночам чайные ложки в стаканах в купе проводника позвякивают и сплетничают о пассажирах».
Я сказал: «Акума, вы исключительно вредная… для самой себя!».
АА: «Вы редко удачно говорите, но на этот раз очень удачно сказали…»
А вчера ночью, возвращаясь в Мраморный дворец, остановилась на Марсовом поле, внимательно и долго смотрела на снежные сугробы и сказала о том, что вот «бедное Марсово поле всю зиму выдерживало, а теперь — не выдержало и глубоко покрылось снегом…»
Незадолго до смерти судьба послала Анне Андреевне аппендицит. С некоторым опозданием в больничной палате появился представитель писательского Союза, принес цветы, предлагал переехать в другую, лучшую больницу. Ахматова отозвалась холодно: «Благодарю. Я уже перерезана пополам».
Не успел. Но и что пополам — это все-таки преувеличение.
Италия — это сон, который длится всю жизнь.
«Сосны за моим окном всегда неподвижны. А сегодня они качаются, перешептываются, сплетничают».
«Сегодня в парке березы как березы, а когда они освещены солнцем, то становятся такими бесстыдно-нестеровскими…»
Анна Андреевна первая увидала белку, вьющуюся вокруг ствола. «Ртуть», — сказала Анна Андреевна. Потом: «Быстрая, как тень». Потом: «Здесь преступно хорошо».
Одно выражение гениальнее другого.
Говоря словами Ахматовой — «в веках и народах».
Больше никто таких слов не употреблял? Или не знал?
Повторяет без ссылок чужие остроты. О деле Бродского говорит слово в слово за Маршаком:
«Это дело Дрейфуса и Бейлиса в одном лице».
8 декабря 1924 года я впервые вошел в Мраморный Дворец, а сегодня, 8 декабря 1929 года, через 5 лет, войду туда в последний раз.
А.А. сказала: «Это страшно».
«Не утешайте меня, я безутешна», — с нарочитой небрежностью ответила Анна Андреевна.
«Не надо подавать мне первую помощь — я безутешна».
«Ни слова правды — ценное качество для мемуариста».
Сказано с иронией.
«Входит Виктор Ефимович и сообщает торжественно, что один москвич, какой-то смрадный эстрадник, в стары годы знавал сына Тютчева от этой вот его последней дамы… Я не растерялась. Ярость сделала меня вдохновенной. Я в ту же секунду ответила: через пятьдесят лет кто-нибудь скажет, что лично знавал моих близнецов…»
Рассказала новеллу: