Это происходит в один и тот же день.
Улыбнулась, услышав о мнении Чуковского по поводу ее «полной и исключительной неспособности к историко-литературной работе». Рассказала, на чем основано его мнение. Несколько лег тому назад ей поручили редактировать Некрасова для народного издания. Она с этим не торопилась, а Чуковский, узнав и испугавшись, что у него отняли что-то ему принадлежащее (как же — ведь Некрасов!) стал хлопотать, чтобы работу передали ему. Работа была передана ему. АА уже не могла не сострить с какой-то виновато-конфузливой дерзостью: «Из этой работы ничего не вышло, кроме того, что Чуковский получил за нее деньги».
Это она так говорит, что «ничего не вышло», но Чуковский в любом случае был и есть один из лучших специалистов по Некрасову. И ничего предосудительного нет в том, что профессионал получает за свою работу гонорар. К тому же она «не торопилась». Писать, и тем более заниматься «историко-литературной работой» она действительно совершенно не может. Это видно из ее «пушкинистики».
Я показал ей мои поправки к ее примечаниям к Некрасову. Примечания, по-моему, никуда не годятся. Почти каждое ее примечание — сбивчиво и полуграмотно. Например:…
Писала всегда мало. Всегда считала доходы, особенно (это свойство ее характера — негативизм, умение заметить только плохое) — неполученные.
Говорила о контрафакциях. Известны три таких издания стихотворений АА:
1. «Четки» (Берлин);
2. «Четки» (Одесса, во время пребывания там белых);
3. «Белая стая» (Кавказ, Рафалович);
АА: «Богатая невеста!»
«Anno Domini» (Блох) — 6500 экземпляров. (АА получила деньги за такое количество.) Разошлись в течение четырех месяцев. Зашла в магазин Petropolis’a. Спросила продавщицу: «Нет?» — «Как нет? Сегодня тысячу экземпляров из типографии получила» (не сказала АА, конечно, об этом) — т. е. уже 7500 экземпляров есть, а сколько еще таких «тысяч» могло быть?
Анна Андреевна вспоминала о своем разговоре с Горьким в начале двадцатых годов. Она нуждалась, работала на огороде у Рыбаковых, ее уговорили пойти к нему попросить работы. Она пошла как была, босая, в сарафане. Разговор был будничный: «Вы босая, а говорят, туберкулезная». С работой не вышло: предлагал переводить прокламации с русского на итальянский.
А она что хотела? Издать сероглазого короля? Шла бы учительствовать. Босой и в сарафане — это слишком по-голливудски. А еще ругает Есенина за сапоги с поддевкой.
Письма матери дают понять своей холодностью и сдержанностью, что АА недостаточно заботлива по отношению к ней, недостаточно ее любит и т. д.
Замятины получили письмо от А. Эфроса, в котором тот сообщает об утверждении АА в IV категорию, что дает ей паек и 63 рубля в месяц.
23 июня 1938 года.
Письмо юрисконсульта Московского отделения Союза советских художников Змеевского с требованием вернуть аванс
(300 р.) за неподготовленную к сроку статью по договору от мая 1935 года.
Такие вещи ее раздражают сильно.
13 февраля 1937 года.
Записка Пунина АА в больницу.
Звонил Мартиросов; пришлет переводы стихов, чтобы тебе передать; может быть, как-нибудь от скуки переведешь в строчки.
Телеграмма.
Пятигорск. Окрисполком. Вынуждена отказаться от выступлений. Больна. Ахматова.
Она не была больна.