Анти-Ахматова

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник 1930–1969. Стр. 342

Ахматовой 74 года.

Семен Липкин рассказывает <…>.

Как-то поздно вечером она позвала его к себе — «по очень важному делу» — сказала в телефон. Он, встревоженный, поспешил приехать. «Вот» — и она показала ему статью во французской газете. Липкин читает: статья восторженная. Ахматова негодует: «Какая мерзость». Оказывается, в статье сказано, будто Гумилев разошелся с нею. «Нет, это Я кинула Гумилева. А в этой подлой статье…»

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1930–1969. Стр. 396

Написанное она прочла мне вслух. Целая страница прозы. Письмо не письмо, а отрывок, начинающийся с полуфразы. Замысел: положить конец кривотолкам. Нападки на нападающих и кое-какие объяснения. Написано со странной смесью беспомощности и надменности — странное сочетание, присущее ей вообще.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 128

Я привезла Анне Андреевне первый том «Сочинений» Гумилева. Вновь и вновь перелистывая книгу, проговорила задумчиво, медленно, угрожающе: «Я сделаю… из них… свиное отбивное…» Потом захлопнула книгу и подняла ее над головой. «Здесь все стихи — мне. Почти все».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. стр. 537

А Лукницкий между тем произнес нечто еще более сладостное — по поводу статьи Маковского, столь рассердившей Анну Андреевну. Павел Николаевич выдвинул такую теорию: Маковский, дескать, потому недоброжелательно отзывается о Николае Степановиче, что сам в ту пору был влюблен в Анну Андреевну. Поверила ли она этой лести? Не думаю. Она — человек трезвый.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 193

Да Лукницкий — бывалый. Он-то ее знает.

Некто сообщает, что никогда не забудет двух своих встреч с нею («помню каждое ваше слово») и надеется непременно снова увидеть ее этим летом.

«Я хотела проверить, какое впечатление производит на вас это письмо. К какому разряду писем, по-вашему, оно относится»? — «К любовному, — сказала я. — Типичное любовное письмо». — «Ах так? Даже типичное? Значит, мне не показалось? А я уж, признаться, вообразила, что у меня начинается сексуальный психоз. Как у Любови Дмитриевны. Этого бы еще не хватало! В 70 лет даме мерещатся любовные послания! У меня седые волосы дыбом встали. Boт так». Она с двух сторон обеими руками подняла над головой две длинные седые пряди и движением рук, плеч, головы с такою безупречною точностью изобразила мраморную гордыню, что я не удивилась чьей-то влюбленности. Живая арка из рук — это был подлинный архитектурный шедевр. «Клиническое любовное письмо», — с удовлетворением подтвердила Анна Андреевна, опустила руки и спрятала письмо в сумочку.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 360

Пластинка готова — с отточенными движениями, как всегда.

В разговоре она часто называла его иронически-почтительно «лорд», реже «сэр»: за заслуги перед Англией король даровал ему дворянский титул. «Сэр Исайя — лучший causeur (собеседник) Европы, — сказала она однажды. — Черчилль любит приглашать его к обеду».

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 145

Это ее черта, действительно достойная Екатерины Второй: возвеличивать своих любовников. Но та их возвеличивала в реальной жизни, давала им шанс, который они использовать должны были сами, а Ахматова возвеличивала их только в воображении круга СВОИХ поклонников, возносясь таким образом сама. Влиять на кого-то, на чью-то жизнь, на чей-то путь — ее масштаба не хватало.

«Ваше сиятельство! Его сиятельство, несмотря на свою ревность, разрешил моему благородию написать вам». Так Пушкин писал жене своего друга князя Петра Вяземского. Это разве похоже на лакейскую гордость Анны Андреевны за рыцарство Берлина (ведь Берлин ей — никто, «малознакомый»)?