Я была уверена, что «возыметь», даже «возыметь обыкновение» возможно только в прошедшем времени, когда малопочтенное обыкновение уже проявило себя во всей своей неприглядности. Поливанов же еще не только не зачастил с озвучиванием своей предполагаемой сплетни, но еще ни разу и не сказал, что люди были на ножах. Однако Ахматова уже определилась, какие она примет меры, когда он — «возымеет».
Ну а об умершем — лукавом? — Пастернаке говорить «совсем почтительно» — это выше ее сил.
Если и не вывести на чистую воду — то хотя бы намекнуть, пусть отмываются сами.
Ахматова подозревала Лилю Юрьевну и Осипа Максимовича Бриков в причастности к своей судьбе и аресту Мандельштама. Документально эти подозрения не подтверждены.
С. А. Коваленко.
Мне до сих пор не удалось проверить: действительно ли К. С. Симонов выступал против Ахматовой, или А.А. была кем-то введена в заблуждение.
«Я прошу вас пока никому ничего о Симонове не говорить, — сказала Анна Андреевна. — Через некоторое время я сама скажу человекам десяти, и тогда ему станет не очень весело».
Вчера Анна Андреевна была у меня. Речь шла о самоубийстве Фадеева. Я доложила ей переделкинские слухи. Большинство оказались известны ей. Секретарша, Валерия Осиповна, говорит, что это был приступ тоски перед запоем. Реплика Анны Андреевны: «Это не она говорит, это ей сказали».
Секретарша — она же сестра фадеевской жены, Ангелины Степановой — не знала, ей только могли сказать более осведомленные, а Ахматова знала все — и ритм фадеевских запоев, и состояние его.
Другие, со слов Книпович, которая жила на фадеевской даче, утверждают, что он вообще никакого письма не оставил. Анна Андреевна: «Если письма нет, значит, она сама и сожгла его. Это настоящая леди Макбет. Способна своими руками не только уничтожить предсмертное письмо, но и отравить и зарезать человека».
Все выведены на чистую воду.
Раневская ничего об Ахматовой не написала — только воспоминания о воспоминаниях.
Меня спрашивают, почему я не пишу об Ахматовой. Отвечаю: не пишу потому, что очень люблю ее.
А мне это напоминает Бродского: «Сидишь рядом с великим человеком, а сказать нечего». А если Раневская что-то действительно сожгла, как говорят, — то это подтверждает еще более худшие подозрения.
Надежда Яковлевна говорила Варе: «Варька, если я буду себя вести, как Анна Андреевна, скажите мне».
Н. В. Панченко.
Об Ахматовой помнят какие-то маловыразительные истории, которые и о простых-то людях лучше не запоминать. Никто не запомнил о ней ни одной выдающейся истории, ее принципиальной оценки, решительного жеста — если только речь не шла о взрыве ее «гнева» в защиту своего непоколебимого величия.