Анти-Ахматова

И вот уже главный редактор уважаемой радиостанции, вопрошенный слушателем: «Почему вы говорите о России «эта страна»?», дает назидательный ответ: «Потому что так, к вашему сведению, ее называла Анна Ахматова». Вопрос считается исчерпанным. Назовет ли кто-нибудь, самый великий, свою мать «эта женщина»? Но Ахматова назвала. Ее именем клянутся, ее памятники везут в Петербург, ее цитирует госсекретарь США Мадлен Олбрайт — мы должны оценить ее уважение к нашим святыням: «Час мужества пробил на наших часах…» («пробил» она произносит так, как это записано в словарях русского языка — не так, как писала вполне пренебрежительно относящаяся к языку «этой страны» поэтесса).

Великий русский поэт Бродский уверяет, что это Анна Ахматова, умершая в 1966 году, научила говорить родную землю. Сколько же тогда длилась история русской литературы? Считать ли «глухонемым» Пушкина, раз он из доахматовской эры? Обрел ли Пастернак «дар речи» благодаря Ахматовой?

И верить ли «словам о прощении и любви», если дела поэта были — ненависть к людям и к жизни?

А может ли «великая душа» дышать мелкой злобой?

Двадцатый век внял Чехову и, самокритично не взявшись за непосильное, женщины стали следить, чтобы у них были прекрасны лица и одежда — в двадцатом веке не прославилась ни одна женщина, если она не была красива или элегантна. Откройте любую газету. Красоту требуют от спортсменок, от героинь, даже от королев — тогда журналистам интереснее писать, а нам интереснее читать. Те женщины, которые озаботились не внешностью, а душой или духом, — они играют не на нашем поле. Я говорю не только о матери Терезе — неженская судьба была и у Марины Цветаевой.

Чем неожиданней, парадоксальней красота или элегантность — тем лучше.

Ахматова была неподражаемо красива — как сошедшая со стены фреска работы древнерусского иконописца: маленькая голова, длинные ноги, широкие бедра, гибкие руки.

Стиль ее был независимым и дерзким — безупречным. Черная челка, осанка, какая дается только избранным, рост, умение носить шали и каблуки.

Ей бы отмахнуться от мужских подмигиваний — а она вела им счет и ссорилась с полуживыми современницами.

Она не приняла ни одного дара из щедро предложенной ей корзины. Она рабски списала образец для подражания из дамского журнала для истинных леди и положила жизнь на то, чтобы заставить верить, что это — она и есть.

Правда, нужна ей наша вера была лишь для того, чтобы, убедив, рассмеяться в лицо: нет, нет, я вовсе не такая! Я — вот она — стихи!!!