Оскорбительный в своей бессмыслице подарок! Она что, была мужчиной? Ветераном? Маршалом союзных войск? Военным историком? Двенадцатилетним мальчиком? Школьным учителем истории? У него было сто возможностей сделать ей подарок со значением — любым. Он сделал бессмысленный: от слов «без смысла». Что еще он мог? Не мог же он кричать на каждом углу: «Не домогался я ее! Не метал ей ничего под ноги! Не стоял перед выбором, становиться ли ей милым мужем или нет!» Он надеялся, что это и так понятно. К сожалению, восторжествовали ее беспардонные наветы. Женщин на дуэли не вызывают, и Ахматова продолжала безнаказанно измазывать его воображаемыми диалогами: «Мне больно от твоего лица» и пр. И встретившись впервые с Берлиным, Иосиф Бродский, как загипнотизированный, тоже не промолчал деликатно — мол, поди узнай, спрашивал ли, дрожа от страсти, его об Ахматовой Берлин при этом знакомстве, не принял благородную позу доктора, сохраняющего врачебную тайну о делириумах его подопечной (к сожалению, не старческих — навешивала она на людей то, что считала выгодным для себя — с молодости). Бродский подарил истории никогда не звучавшую фразу Берлина. Берлин опять заверещал, как ужаленный, — но кто его услышал? Зато включите телевизор — и скорбные известия о гостях из будущего, виновниках холодной войны и рыцарях неувядаемой обольстительницы польются на вас, непререкаемые и лживые, как партийные директивы. Каждому досталось то время, которое он заслужил.
А для моего поколения безнадежно устаревшим казался культ «дамы», душевных переживаний, возникших от случайной встречи, «друга первый взгляд» и те полуотношения, которые культивировались женщинами на десяток лет постарше меня.
Честно говоря, я не верю в любовь без постели и не раз шокировала Ахматову прямым вопросом: «А он вас просил переспать с ним?»
Дневники Марии Башкирцевой — аналогия жизненных устремлений Анны Ахматовой. Только там шестнадцатилетняя девочка мечтает о славе от полноты жизни, как Наташа Ростова хочет летать, пробует и проявляет свой талант в живописи, в пении, в литературе — и умирает в двадцать четыре года.
А Ахматова забыла, когда ей надо умереть, — подпишусь, пока не поздно, под этой строчкой добровольно.
Господи! Дай мне герцога Г. (детское увлечение герцогом Гамильтоном, которого Муся видела только на улице), я буду любить его и сделаю его счастливым, и сама я буду счастлива и буду помогать бедным! Грешно думать, что можно купить милость Бога добрыми делами, но я не знаю, как это выразить.
Ахматова считала, что для нее милость Бога уже куплена — величием ее личности.