Анти-Ахматова

Соперничество двух скомпрометировавших ее женщин с определенной репутацией: Беньяш и Раневской. Разговоры только о том, кто компрометирует больше. О Беньяш:

«Сидит со мной на концерте и кладет руку на спинку моего стула».

Как дальнобойщик. То есть Ахматова все это видела.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 478

Они жили в Ташкенте, как на зоне, все в них проявилось — рвачество, похабство, лесбиянство, лизоблюдство и т. д.

Там оказалась Раневская. Раневская деятельно чистила туфли NN. NN казалась мне очень оживленной, веселой, озорной, резкой, подвижной.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 479

Все пили, кроме меня. NN была веселой, озорной, много шутила, пересмеивалась.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 480

Зашла к NN. Ее обрабатывает педикюрша. В комнате неубрано, грязно. В академический дом NN переезжать не хочет. Но надо, чтобы ей оттуда давали питание первого разряда.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 481

Она не хочет переезжать, потому что из лагерного быта и понятий она могла бы переместиться в дом, где, наверное, были табу — начало культуры, по определению Лотмана. А она хотела словно заново создавать новый мир, ей он казался совершено новым, свободным от условностей, по ее мерке. Но оказалось, что это давно изобретено — в блатном мире.

Я попросила прочесть еще раз. Она отказалась. Ф.Г. решила, что не хотят читать при ней, и принялась устраивать сцену. Я ушла.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 482

«Гулянье в пользу танков». Позвонили по телефону из Союза и очень грубо просили, чтобы NN непременно ехала выступать. NN как школьница нырнула в постель: «Я больна». Она просила меня и Лилю остаться чай пить. Но пришла Раневская с букетом роз, и мы удалились.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 483

Я была с Лилей у NN. <…> NN расспрашивала ее, но суховато. (Лиля — жена математика Г. И. Егудина. Егудины пережили зиму в блокадном Ленинграде, потеряли родителей и дочку. Эвакуировались на Кавказ. После прорыва немцев [бежали] и оказались в Ташкенте.)

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 482–483

Ну и что, что суховато. Пусть скажут спасибо, что не выгнала.

Ташкент Ахматовой поднадоел, и она стала рваться в Ленинград становиться профессоршей Гаршиной.

«Вы понимаете, конечно, что сама Москва мне ни для какого употребления, и я еду туда, чтобы постараться проехать в Ленинград».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 484

Вечером, закутавшись, я пошла к NN. У нее застала Раневскую — выпивают и закусывают. NN оживленная, веселая. Ясная, без обычной ее подспудной печали — просто веселая. Раневская, против обыкновения, приветлива со мной и любезна. И не очень истерична, потому что еще не очень пьяна. Сыплет блистательными рассказами.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 485

Об ужине у Эйзенштейна с икрой и пр. Черная от голода уборщица. «Я уже давно думаю, что пора переходить в стан уборщиц. Выбираю момент, чтобы переметнуться», — сказала NN.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 486

Возможно ли большее барство? Цинизм?

Раневская сообщила, что не получающие пайков и денег алмаатинцы мечтают поджечь лауреатник с четырех углов. Ходят бледные, усталые. «Но сил, чтобы поджечь, надеюсь, у них хватит?» — спросила NN. <…>

Я ушла в двенадцать. NN и Раневская вместе стояли на лестнице, пока я спускалась.