Что-то в организации литературного вечера было не так. Отголоски гонений?
Ахматова погружена в болезни, нищету, бесправие, от которого не могут спасти даже переводы, даже восстановление в Союзе, даже предоставление литфондовской дачи.
ЧЕГО же еще? Она живет в Советском Союзе. Больших привилегий нет ни у кого. Вилл на Майами не выдают. В эмиграции (если исследователи вслед за Ахматовой намекают, что болезни, нищета и бесправие — ее свободный выбор взамен несомненных, но отвергнутых богатства, здоровья и всевластия, будто бы обетованных где-то) у нее не было бы и того.
Кстати, о даче.
Аренда продлевается, но при условии: там будет жить Ахматова, а не Пунины. А все дело в том, что ее лачуга, наверное, понадобилась кому-нибудь из писательских чинуш.
Если не ей — то есть даже если не Найману или Пуниным — то сразу «чинуши», «лыжницы», «добрые нравы литературы» и пр.
7 августа 55 года.
Давно не видела ее такой встревоженной и раздраженной. При мне какой-то мужской голос позвонил ей из Ленинграда с требованием срочно ехать в Комарово, а то Литфонд недоволен.
По телефону она говорила спокойно, но мне, положив трубку, сказала: «Клинический случай идиотизма». Потом легла и попросила дать ей валидол.
От такого недолго и помереть.
Запись Л. В. Горнунга: «Сегодня по просьбе Лукницкого снова справился в Цекубу о санатории для Ахматовой…»
Это — гонения после Первого постановления. Ее санатории (бесчисленные) — это отдельная песня. После Второго уже не надо было о санаториях и просить.
Вот гонения после Постановления 1946 года, когда она была «обречена на голод» (об этом тоже есть отдельная глава).
«Вы знаете, меня это даже утомило: я каждый день получаю такое количество карточек продовольственных, что я не знаю, что с ними делать». Ей анонимные лица посылали… Она говорила: «Не меньше десяти в день я получаю». Я говорю: «Что же Вы с ними делаете, Анна Андреевна?» — «Как что? — Отношу в кассу и беру», — она говорит. И вообще она к этому относилась не только спокойно, а выработала в себе даже какую-то такую усмешку по этому поводу.
«Я была с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был».
В стране в это время был голод. Ее собственных карточек, напомню, никто не отнимал.
В. Из небольших своих заработков она купила <…> машину, вот так вот.
Д. Машину? Все-таки разве у нее могли быть…
В. Да. Когда она издала несколько книг, потом переводы какие-то у нее там… Сравнительно дешево она купила <…> машину.
И очень мелкие жемчуга.
С одной стороны, ей стали предоставлять работу переводчика стихов, чтобы она не умерла с голоду. Еще через некоторое время, под давлением доброхотов-благожелателей, Литературный фонд сдал ей в аренду маленький коттедж в Комарове на общем участке с тремя другими писателями.
Доброхоты, ах проклятые!.. Это просто невыносимое гонение.
Правда, возили ее в этот «маленький коттедж» на литфондовской машине — как-то компенсировали «травлю».