Анти-Ахматова

Что мы все о материальном и о материальном. Страдания Анны Андреевны гораздо более утонченны.

Потом Ахматова рассказала, что у нее попросили стихи для «Правды», она послала «Летний сад», но оказалось, что не подошло. Она прочитала: «Я к розам хочу…» Пастернак в ответ прогудел: «Ну, вы бы еще захотели, чтобы «Правда» вышла с оборочками».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 728

На «Правду» ей наплевать. Анне Андреевне хочется всего и сразу. Журнал Cosmopolitan учит девушек, что это — правильно. Если мы будем считать Ахматову поэтессой для гувернанток, которым вряд ли удастся выйти замуж, то поприветствуем ее за непоколебимость жизненной позиции.

А если принять во внимание ее претензию числиться в великих, то очевиден правильный ход: надо было пострадать. Пострадать чувствительно (чувствительно по ее меркам, потому что, например, для другой матери то, что случилось с ее сыном, было бы даже слишком; а ей — хоть бы что!). Небольшие же жизненные невзгоды здесь не годились — и она их «подчищала», раздувала и вешала себе на шею — как медаль.

Что она знает о настоящих гонениях?

Часть IV ПОДВИГ МАТЕРИ

SA PAUVRE MÈRE

Все благоговели перед «Подвигом Ахматовой». Подвиг в чем? Жива, здорова, сама не сидела, мужей теряла только бывших или не своих, не воевала, в блокаде не была, перед красноармейцами не выступала, отлынивала, злилась, лежала пьяная с подругой в кровати до вечера, щеголяла в подаренных ею шляпках. Не печатали какое-то время, да. Так она ведь и не писала. Не писала, потому что думала, что не будут печатать, душевной потребности не было. Подвигом все-таки с натяжкой можно назвать. К тому же многих бы напечатали — а они все равно не пишут. В общем, вопрос совсем не однозначный, но все это не очень похоже на настоящий подвиг. Писем протеста не подписывала, даже демонстративно не отмалчивалась, славословия Сталину писала — это да, это тоже иногда называют ее подвигом, но ход мыслей теоретиков настолько изощрен и тонок, что, следуя их логике, часто ловишь себя на мысли — а все-таки не в противоположную ли сторону мы движемся?

Ее единственный сын сидел в тюрьме. В общей сложности четырнадцать лет. Если это — подвиг, то подвиг Ахматовой напоминает подвиг mixt-героя Павлика Матросова: тот закрыл амбразуру собственным папой. Не знаем, как с сыновними чувствами у этого гибрида, а вот у Ахматовой с любовью к сыну что-то действительно было не так.

Бродский: <…> Рациональность творческого процесса подразумевает и некоторую рациональность эмоций. Если угодно, известную холодность реакций. Вот это и сводит автора с ума.

Волков: Но разве в этом смысле «Реквием» не есть именно автобиографический слепок с ситуации, в которой, как я понимаю, присутствовало определенное равнодушие Ахматовой к судьбе собственного сына?