Продолжая свое целеустремленное движение, Жека еще немного плутает по узким улицам этой серой окраины столицы. Он идет по Нижней Краснохолмской улице, сворачивает на Новокузнецкую улицу, далее движется по Пятницкой улице и переходит реку Яуза через узкий, раскачивающийся от ветра Чугунный мост. На мосту он долго стоит, пристально вглядываясь в могучие волны большого количества зловонной воды этой некогда величайшей среднерусской реки. Опять разочарование. И в который раз уже огорченно плюет Жека в мутно-желтые воды и, продолжая движение, вновь переходит речку Москва, змеей извивающуюся среди холмов этой отстойной местности. На Москворецком мосту Жеке наконец-то улыбается удача. В мутных волнах этой отстойной речушки он замечает, наконец, нечто необычное. Этим нечто среди мирно покачивающихся на волнах фрагментов фекалий какого-то не вполне земного происхождения являлся медленно уплывающий вдаль и вполне обычный такой труп типичного московского бомжа в типовом грязном ватнике. На широкой груди трупа сидела хищная ворона и торопливо клевала трупов глаз. Казалось бы, ничего необычного для гнилостных тех мест не происходило. С наступлением холодов начинался массовый падеж бомжей. А их остававшиеся пока существовать товарищи часто поступали с трупами простым таким и незамысловатым образом: они поднимали падшую особь своими натруженными мозолистыми руками и бросали ее с моста. Бросали, предварительно не забыв снять с этой особи представляющие для этого строгого общества интерес ценности. А куда им, бомжам, было деваться? Если бы они попытались поступить в соответствии с действующим законодательством, то приобрели бы дополнительное количество проблем на свои и без того уже измученные различными инфекционными болезнями задницы. А у бомжей у этих, у них ведь и так, как говорится, целый день забот не впроворот. А тут еще надо дополнительно и конкретно так похлопотать. Во-первых, надо как-то вызвать милицию, а во-вторых, ее еще надо ведь и дождаться, провалив тем самым адрес своего конспиративного лежбища. Поэтому место стоянки этих современных «древних» людей после уезда милиции и труповозки надо будет им срочно менять. А это непростая задача для мегаполиса с высокой плотностью населения. Вот так, казалось бы плевый совсем вопрос, а сколько сразу возникает проблем у большого количества достойнейших людей! Проблемы милиции-то вкупе с проблемами труповозов — это еще пол-беды. Эти ведь, как никак на работе. А бомжи? И хорошо еще, если проблемы непритязательных этих людей иссякнут после вынужденного переселения. А то ведь еще может приехать какая-нибудь излишне любопытная милиция и начнет какие-нибудь совсем уж странные вопросы задавать. На которые неудобно отвечать. Даже. Маловероятно, конечно же. Но вдруг? Например, милиция может спросить: «А куда делась обувь с этого скоропостижно усопшего гражданина?» Или: «А откуда это у безвременно почившего гражданина появились синяки на судорожно прижатых к давно остывшему телу локтях?» И пошло-поехало: допросы, очные ставки, протоколы и т. п., и т. д. Любопытство, как известно, это ведь не порок. И кому, спрашивается, это все надо? Никому. Ни бомжам, ни милиции (допрос бомжа в замкнутом помещении, он ведь дорогого стоит-то!), ни труповозам (с кого им бакшиш-то требовать?). Вот поэтому-то и хоронят бомжи своих павших товарищей, как погибших в боевом походе моряков. А что, некоторые из усопших бомжей, которые поудачливее всех были, доплывали-таки аж до синего Каспийского моря. И случалось это порой не только благодаря их упорству и проявленному в пути героизму. Такому успеху порой способствовало известное желание граждан и побережных правоохранительных органов избавиться от дополнительных для себя проблем. Прибьет, например, такого отважного вояжера в камыши какого-нибудь берега. А на берегу садово-огородническое товарищество. Граждане отдыхать приехали, а тут такая вонь. Бдительные в брезгливости своей граждане, зажимая носы, гундосо сигнализируют об этом милиции. Милиция сначала долго сомневается: «Да не может быть! Чтобы в нашем-то районе и такое?! Это, наверное, такое причудливое бревно. Сильно воняет трупом? Вы что-то путаете — это, наверное, налипшая на бревно тина так пахнет. Жара-то какая стоит. Нет-нет, нам сейчас некогда. Утром киллеры опять бригадира комбайнеров завалили. Да нет, в этот раз другого. Того, которого прошлый раз завалили, тот встал почти сразу. Здоровый мужик. А это другой бригадир. Похилее первого будет. Пока не встает. Лежит, охает. Дробь из башки своей ржавым гвоздем выковыривает. Словом, очередная «заказуха» свалилась на нашу голову. Объявлен план «Перехват». А вы тут со своим вонючим бревном лезете! Так что отвалите покедова, от нас граждане-дачники! Не до вас нам сейчас. Подождет бревно ваше». И все. Переговоры сорваны. Труп-бревно подождет-подождет, да и пойдет себе по-тихонечку ко дну. А на дне, там любимые всеми рыбаками раки— трупоеды и трупоеды же сомы. Пир будет. Вот из-за этого пира и не видать никогда этому неудачливому трупу морской шири.