— Слушаю вас, Гейдар Алиевич, — немедленно отозвался тот, как будто ждал этого звонка.
— Сергей Георгиевич, — начал разговор Алиев с металлическими нотками в голосе, — кто распорядился запустить эту пленку в эфир?
— Пришло распоряжение по официальному каналу от министра иностранных дел, — ответил Лапин.
— От Воронцова что ли? — упавшим голосом уточнил Алиев, — при чем здесь иностранные дела? — повысил он голос почти до крика.
— Воронцов подписался как временно исполняющий обязанности Генерального секретаря, — совсем упавшим тоном сообщил председатель.
— Готовьтесь к сдаче дел преемнику, — так закончил свои мысли Алиев, — я пришлю его в ваше ведомство через полчаса. И до передачи полномочий чтоб больше никакой отсебятины.
Но как только он повесил трубку, по параллельной линии позвонил Кунаев.
— Видел передачу? — с ходу взял тот быка за рога.
— А как же, — ответил Алиев, — даже успел снять Лапина.
— Лапин это хорошо, — даже на расстоянии было ясно, как Кунаев поморщился, — а со всем прочим что теперь делать будем?
— Что наметили, то и будем, — отрезал Алиев, — пресс-конференция в шесть вечера на том же Первом канале.
— Я выхожу из игры, — чуть ли не по слогам произнес Кунаев, — самолет в Алма-Ату уже заправлен и ждет меня.
— Ты хорошо все обдумал? — уточнил Алиев.
— Лучше не бывает…
— В случае чего все равно на тебя повесят ровно тех же собак, что и на остальных, — предупредил Гейдар, — отсидеться в Казахстане не получится.
— Собаки это у корейцев, а я баранину предпочитаю, — витиевато отговорился Кунаев и дал отбой.
Алиев тяжело и с надрывом вздохнул, но телефон зазвонил вновь. Со Снегуром и Щербицким он договорился — они оба подтвердили свои договоренности. Ну и отлично, подумал Алиев, одним конкурентом меньше…
Он просидел в своем кресле с закрытыми глазами не меньше четверти часа, после чего в дверь даже не постучался, а поскребся секретарь.
— Чего там у тебя? — грозно спросил Гейдар.
— Несанкционированный митинг, Гейдар Алиевич, — еле слышно произнес он, — прямо на Красной площади.
— Ладно еще, что не на Ивановской, — нашел в себе силы пошутить Алиев. — Сколько народу собралось? Какие лозунги у масс?
— По моим прикидкам человек 300–400, — ответил секретарь, — написанных лозунгов пока никаких нет, а на словах требуют вернуть Романова. А на Ивановскую площадь их охрана точно бы не пропустила…
— Романова, значит, обратно на царство требуют, — усмехнулся Алиев, — совсем как в семнадцатом веке…
— Да, есть определенное сходство, — согласился секретарь, — какие будут распоряжения?
— Очистить Красную площадь, причем немедленно, — вылетело из него.
— Тогда они на Манежной соберутся, — предположил секретарь, — или с другой стороны, на Васильевском спуске.
— Оцепление надо поставить вплоть до проспекта Маркса с одной стороны и до Москворецкого моста с другой, — блеснул знанием московской географии Алиев, — а дальше пусть собираются. Вспомнил, что еще хотел спросить — Примаков с Соколовым не проявлялись?
— Никак нет, Гейдар Алиевич, — вытянулся в струнку секретарь, — нырнули на дно, как эти… как подводные лодки.
— Ну и хорошо, без них спокойнее… если будут какие-то новости из Горького, сразу мне на стол.
— Был звонок от Чаушеску, — вспомнил секретарь.
— Таак, — протянул Алиев, — и что надо было Чаушеску?
— Заверил, что румынская сторона поддержит сильную власть в Союзе… с вами я не соединял, вы были очень заняты…
— Правильно, не до румын сейчас… больше из-за границы никто не звонил?
— Нет, оттуда никто… товарищ Щербицкий просил соединить, когда вы освободитесь.
— Что же ты молчал-то — соединяй конечно.
Дивизия имени Дзержинского сработала в штатном режиме и освободила Красную площадь от митингующих граждан за рекордные полчаса. На смену председателю Гостелерадио Лапину прибыл товарищ Сметанников из резерва ЦК — когда-то он заведовал областной газетой, поэтому Алиев счел, что справится с новым фронтом работ. Программу передач он решил не трогать вплоть до вечернего выпуска новостей, который обычно начинался в шесть часов. А вот вместо этого выпуска сначала пошла заставка Интервидения почему-то, а затем включился Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца, где в дальнем конце рядом с зашторенными окнами поставили стол для президиума, а на приличествующем расстоянии от него несколько рядов стульев для корреспондентов и обозревателей. Телекамер там было ровно две штуки, обе с Первого канала, основная и резервная.
Горький, больница имени Семашко
— А кто такой Семашко и почему ваша больница носит его имя? — задал неожиданный вопрос Романов, когда очнулся после наркоза — ему бросилось в глаза полотенце, где был отпечатан штамп этой больницы, а на нем фамилия.
Отвечать ему взялся начитанный главврач Лебедянцев.
— Советский партийный и государственный деятель, — быстро ответил он, — стоял у истоков развития советской медицины. Как вы себя чувствуете, Григорий Васильевич? — перешел на более близкие темы.