Анти-Макиавелли, или Опыт возражения на Макиавеллиеву науку об образе государственного правления

да и сам был отравлен своим племянником. Оливеротто да Ферма, лишился своей жизни

через год по восшествии на престол из-за предательства Борджиа. Достойная награда за

его злодеяния! Ибо падение его последовало столь скоро, что выглядело как следствие

всеобщей ненависти. Хотя бы из-за этого не следовало приводить его в пример, поскольку

с его помощью сочинитель ничего не смог доказать. Макиавелли желал того, чтобы

злодеяние сделало Оливеротто счастливым, и для того тешил себя надеждой, что он

отыскал сильный и правдоподобный довод, однако, к сожалелению, Оливеротто был

несчастен. Таким образом, один изверг убил другого, и личной своей ненавистью

предупредил то, что общенародная злоба приуготовляла Оливеротто. Причем, даже если

само злодеяние можно было осуществлять безнаказанно, то разве не ужасается тиран

печальному концу своей жизни? Он никак не может упразднить внутреннего

свидетельства своей совести, и он чувствует беспрестанно в душе истинное и несносное

31 Фридрих здесь пытается показать, что причиной многих действий Карла XII стали примеры,

которые он почерпнул из античной истории. Так, упомянутый Квинт Курций— автор знаменитого

жизнеописания Александра Македонского, живший во II в. Фридрих намекает на то, что Карл XII,

забравшийся вглубь российской территории, решился на сражение под Полтавой, вообразив себя новым

Александром.

32 Имеется в виду восстание на Сицилии в 1282 г. против французских баронов, приведенных

Карлом Анжуйским, начавщееся по условному сигналу — колокольному звону к вечере. Во время его были

убиты тысячи французов. Фридрих говорит так же о событиях Варфоломеевской ночи 24 августа 1572 г.,

когда католики вырезали в Париже несколько тысяч протестантов, съехавшихся на свадьбу Генриха

Наваррскиого и Маргаритой Медичи..

мучение. Он не не избежит печальной скорби, питающей его воображение, которая будет

для него настоящим палачем на земле. Поистине нет в нашей природе такого, чтобв

злобные существа могли быть счастливы, ибо, если прочесть жизнь Дионисия, Тиберия,

Нерона и Людовика XI33, то увидишь, что все эти злобные души имели самый

несчастнейший конец своей жизни. Жестокой человек имеет враждебное и с желчное

состояние духа, если он с самого младенчества не противоборствовал этому несчастному

телесному свойству. Потому нельзя удивляться, что он обделен человеческими чувствами.

Таким образом, если бы даже не было на земле правосудия и на небесах Бога, то людям

тем более надлежало быть добродетельными, поскольку только лишь одна добродетель в

состоянии их умиротворить, и она необходима для собственного их сохранения. В

противоположность этому, злодеяния, делая людей несчастными, ускоряют их

собственное падение.

ГЛАВА IX. О ГРАЖДАНСКИХ ДЕРЖАВАХ.

Стремление к свободе неотделимо от нашего существа. У благонравнейших и у

дурнейших людей существует это стремление в равной степени. Ибо поскольку мы

рождены без цепей, то и желаем жить на этом свете без принуждения. Этот дух

независимости и великодушия произвел много великих мужей, и явился причиной

учреждения республиканского правления, которое ввело равенство между людьми, и тем

самым приблизило тех к природной их сущности.

Макиавелли предлагает в этой главе из ряда вон выходящие рекомендации для тех,

кто достиг власти на основе согласия, существующего в республике. Это почти

единственный случай, когда Макиавелли честен в своих рассуждениях, но к несчастью

этот случай никогда не встречается. Каждый гражданин республики, когда дело касается

его свободы, чрезвычайно ревнив, и все, что только может угрожать вольности, тревожит

его; он бунтует даже в том случае, если стремление кого-либо к самодержавной власти

является ни чем иным, как плодом его собственного воображения. В Европе много таких

народов, которые, чтобы освободиться, низвергнули своих тиранов, но нет ни одного,

который, будучи вольным, отдал себя добровольно в рабство.

Многие республики с течением времени все же попали под неограниченную

власть, и очевидно, что это для них неизбежно, ибо как можно республике вечно

противоборствовать тем, кто постоянно угрожает их свободе? Как можно республике

постоянно сопротивляться честолюбию знатных, которое столь свойственно их сердцу?

Как долго сможет следить она за обманом, за тайными кознями соседей и продажностью

своих граждан, если в конечном счете человеческое корыстолюбие преодолевает все? Как

можно ей льстить себя надеждою, что битвы, которые она ведет, всегда завершатся

победой? И как можно отвратить те опасные обстоятельства, от которых свобода должна

себя оберегать, которые возникают внезапно и благоприятствуют дерзким и

честолюбивым?

Если войска республики будут возглавлять робкие и боязливые полководцы, то они

достанутся в добычу свои неприятелям, но если это будут храбрые и отважные мужи, то и

в мирное время они будут опасны, настолько, насколько во время войны они были

полезны. Почти все республики из глубины неволи возвысили себя до состояния свободы,

и почти все затем оказались низвергнуты в рабство. Жители Афин, грозящие своей