АНТИ-Стариков. Почему история все-таки наука

«…с начала войны я никак не мог узнать плана кампании. Когда я занимал должность помощника командующего войсками Варшавского военного округа, выработанный в то время план войны с Германией и Австро-Венгрией мне был известен; он был строго оборонительный и во многих отношениях, по моему мнению, был составлен неудачно. Он и не был применен в действительности, а по создавшейся обстановке мы начали наступательную кампанию, которую не подготовили. В чем же заключался наш новый план войны, представляло для меня полную тайну, которой не знал, по-видимому, и главнокомандующий фронтом. Легко может статься, что и никакого нового плана войны создано не было, и действовали лишь случайными задачами, которые определялись обстановкой».

Понимаете, о чем пишет Брусилов? Степень засекреченности плана предстоящей кампании была настолько высока, что о нем не знал даже главнокомандующий фронтом! Причем Брусилов не утверждает, что его вовсе не было, он только предположение такое высказывает.

Тем не менее, боевые действия армии, которой он командовал, можно назвать только очень успешными, оборона австрийцев была быстро прорвана, и наступление развивалось успешно. И здесь Брусилова схватили за воротник: стоять! Его сразу же оставили без подкреплений.

«Должен признать, что я до настоящего времени не могу никак понять такое странное, ничем не объяснимое отношение к моей армии, которое могло иметь крайне тяжелые и печальные последствия не только для нее, но и для всего Юго-Западного фронта. Мне и до сего дня не удалось узнать, какие соображения в данном случае руководили генералом Ивановым и бывшим тогда его начальником штаба генералом Алексеевым. В войсках моих ходили чрезвычайно тяжелые пересуды. Мне передавали, что в штабе Юзфронта было обычно выражение: «Брусилов выкрутится» или «Пусть выкручивается». Это, конечно, сплетня, но характерная сплетня, и не следовало шутить с народным негодованием, давая повод к таким сплетням. Ведь масса солдатская прислушивалась к этим разговорам и добавляла от себя: «Конечно, генерал выкрутится, да только нашей кровью и костями». Бодрости духа, столь необходимой во время войны, это не прибавляло».

Это Алексей Алексеевич лукавит слегка, сплетни он отметает, но сказать прямо не может, что ему просто не давали Карпаты от противника очистить.

А вот как, не отдавая ему приказа на переход к обороне, вынудили фактически к ней перейти:

«Неизменно уменьшавшееся количество отпускаемых огнестрельных припасов меня очень беспокоило. У меня оставалось на орудие не свыше 200 выстрелов. Я старался добиться сведений, когда же можно будет рассчитывать на более обильное снабжение снарядами и патронами, и, к моему отчаянию, был извещен из штаба фронта, что ожидать улучшения в этой области едва ли можно ранее поздней осени того же 1915 года, да и то это были обещания, в которых не было никакой уверенности. С тем ничтожным количеством огнестрельных припасов, которые имелись у меня в распоряжении, при безнадежности получения их в достаточном количестве было совершенно бесполезно вести активные действия для выхода на Венгерскую равнину. В сущности, огнестрельных припасов у меня могло хватить лишь на одно сражение, а затем армия оказалась бы в совершенно беспомощном положении при невозможности дальнейшего продвижения и крайней затруднительности обратного перехода через Карпатский горный хребет при наличии одного лишь холодного оружия. Поэтому я не стал добиваться дальнейших успехов на моем фронте, наблюдая лишь за тем, чтобы держаться на своих местах с возможно меньшими потерями. Я об этом своем решении не доносил и войскам не объявлял, но выполнял этот план действий как наиболее целесообразный при данной обстановке».

Наше командование само не дало развиться русскому наступлению после взятия Перемышля. И это, заметьте, еще только в начале войны! В штабах одни шпионы австрийские были? Или как это еще можно объяснить, как не намек генералам на переход к позиционной войне?

В 1916 году Алексея Алексеевича назначают командующим Юго-Западным фронтом, и у него состоялся разговор после назначения с царем. Вот фрагмент этого разговора: