Женщины молчали, глядя на старосту Озёрного уже без тревоги, но с неподдельным интересом. Рано вы, девочки, расслабились. Тут классический тихий омут.
Пока никто из наших ни о чём его не спрашивал, выжидая, а гость, повернув голову в сторону машины, молчал так долго, что это вышло за пределы обычной для любого разговора паузы. Складывалось впечатление, что он всё ещё не может решиться. На что?
– Осип, давай начистоту, – помог я.
– Да, ты прав. Э-хе-хе… Что же вы наделали! – Теперь Каргополов смотрел на меня с раздражением и тоской. – Посмотрите вокруг – кругом разруха и тлен, безлюдье и отчаяние. Прогневали Господа, да и послал он наказание на головы всем: и виновникам, и безвинным… В скромности не жили, всё прелестев хотели. Всё норовили напролом, без оглядки. О душе забыли, кошель тугой застил совесть! А жизнь человеческая, она ведь подобна узкому пути по ножу острому. И вот итог: вместо труда – драка, вместо спокоя души и молений покаянных – гордыня и алчность. Всё убили.
Ух ты, как проняло его!
Хрен тебе, божий человек, я не собираюсь всё это слушать.
– Стоп! А чего это ты на нас накинулся, камрад? Мы кто тебе тут, власть земная, что ли? Может, я президент страны? Меня зовут Алексей Исаев, я старший сержант, заместитель командира взвода спецроты егерей Третьей Арктической Бригады. Простой воин. Не министр федеральный или краевой, не депутат Госдумы, не главнокомандующий и даже не начальник райотдела полиции. Так какого лешего ты накидываешься на простых людей с обвинениями? Будь любезен, придержи всё это в себе, нам и так тошно. Всем тошно!
Мой собеседник громко хлопнул ладонями по коленям и, не вставая, резко выпрямил спину, нависая над нами, словно медведь-шатун, вставший на дыбы.
– Конечно! Сейчас легко дистанцироваться! Я не я, и лошадь не моя. А где хвалёная гражданская позиция, где голос разума и совести? Был он? Нет! Все молчали и шли в тупик под руководством властных идиотов!
Уже начиная злиться по-настоящему, я, тем не менее, успел отметить феномен этой странной билингвы: когда разговор идёт о серьёзном, а от действий и решений зависит очень многое, он начинает разговаривать нормальным городским языком, полностью используя личный словарный запас. А когда всё вокруг чинно и гладко, когда вокруг лишь рутина – уходит на откровенную посконь и сермягу со всеми словечками и оборотами, чуть ли не ритуальными в енисейской тайге.
То же самое касается и Петляковых, не раз наблюдал.
– Это ты мне о гражданской позиции? – По-моему, я даже зубами заскрипел. – А твоя где? Где позиция твоих людей? Я скажу тебе, где позиция, Осип! Вон там! Да, правильно смотришь, там, на берегу Енисея! Это позиция расчёта ПЗРК, которые сшибали «Томагавки» американцев! Ты что, думаешь, что надёжно укрылся в глухомани? Со спутника такие поселения – лишний раздражитель и источник подозрений: не прячется ли там секретная военная часть, не замаскирована ли там точка ПВО или радар? Вы там хозяйство своё возделывали, сметанку жрали да молились себе во благо… А эти мальчики вас защищали, между прочим! Здесь! И я вас защищал, как мог. Потому что крылатой ракете или вражескому десанту спецназа по бубну тунгусскому, кто вы там есть перед богом: истинные сыны или заблудшие души – вырежут под ноль, отплюнутся жвачкой и забудут после доклада! Поэтому не парь нам мозги, староста, и давай-ка говорить по делу! А о спасении как-нибудь потом побеседуем, когда на то время будет.
Он три раза глубоко выдохнул и расслабился.
Игорь сидел, будто каменный истукан, бледный и собранный, правая рука опущена под стол. Дед тихо икнул, его супруга белкой метнулась в дом и принесла стакан воды.
– Девчата, чайку сообразите, – попросил я, без пряток вытирая пот со лба.
– Чёрный или иван-чай? – прошептала Екатерина. – Геннадий Фёдорович, что с вами, всё нормально?
Дед, рефлекторно прижав руку к левой стороне груди, закивал, поморщился и рукой отодвинул протянутый нитроглицерин-спрей.
– Кипрей давайте, девушки, – наконец ответил Каргополов.
– И пустырника, – добавил истерзанный ситуацией шкипер.
– И то, и то, – уточнил я.
Сплошной стресс. Досиделись…