Античная литература

представлял собой огромное, безбрежное творчество греческого народа, где «Илиада» и «Одиссея» находились среди необозримого количества всякого рода других сказаний.

Во-первых, на многочисленные эпические сказания указывает уже само содержание гомеровских поэм. В «Илиаде» рассказ начинается с гнева Ахилла, то есть здесь имеется в виду всего лишь только один эпизод из 10-го года Троянской войны, откуда вытекает, что должны были существовать какие-то сказания о предыдущих периодах этой войны и о ее подготовке, равно как и сказания об окончании войны и о взятии Трои.

Во-вторых, в «Илиаде» и «Одиссее» находятся и прямые указания на многочисленные эпические сказания (как, например, на сказания фиванского цикла с его героем Эдипом, этолийского цикла с героем Мелеагром, на мифы о Геракле, аргонавтах и т. д.).

В-третьих, для догомеровского греческого эпоса очень важно было бы наметить хотя бы приблизительно те или другие этапы его исторической эволюции. Ввиду того что из догомеровского прошлого до нас не дошло ни одного цельного произведения и их приходится теоретически реконструировать на основании позднейших, иной раз весьма случайных фрагментов и свидетельств, наши представления об эволюции эпоса всегда будут в той или иной мере гипотетичными. По мнению некоторых современных ученых, все известные нам из поэм Гомера указания на эпические героические сказания восходят еще к микенской Греции, то есть ко второй половине II тысячелетия до н.э., к эпохе, предшествующей Троянской войне. Таким образом, между гомеровским героизмом, относящимся к первой трети I тысячелетия, и микенским героизмом середины II тысячелетия наблюдается непрерывная линия развития.

В-четвертых, если поставить вопрос об этой конкретной эволюции героического сказания, то мы едва ли ошибемся, если скажем, что это сказание коренится в культе героя, подобно тому как сам культ развивается из заупокойных плачей над мертвым, но еще не погребенным героем и во время его погребения. Культ героя вовсе не единственная и последняя причина возникновения героической песни, но как основа для героического эпоса он имеет безусловно огромное значение. Смерть героя всегда переживалась как событие большой важности; и погребение героя обставлялось всегда максимально торжественно. Наилучшим примером такого погребения является погребение Патрокла (Ил., XXIII), которое сопровождается грандиозными атлетическими состязаниями в честь героя. Но и мусические состязания при погребении героя, хоровые и сольные, отнюдь не редкость. Погребение большого героя и даже простого смертного обычно сопровождается у всех народов плачами и причитаниями, которые исполнялись иной раз даже и профессиональными плакальщиками и плакальщицами. Наиболее ранний пример плачей в греческой литературе — плачи по Гектору в «Илиаде». Троянский герой Гектор (Ил., VII, 85-91) говорит о могильном холме героя и его воспевании в потомстве.

Естественно, что напряженно-френетический, траурный момент самого погребения в дальнейшем должен был ослабевать. В погребальных плачах по герою и о его жизни рассказывались отдельные факты, и оплакивание его сопровождалось отрывочными предложениями, горестными восклицаниями и междометиями. С течением времени эти плачи развивались в целые песни о жизни и подвигах героя, получали художественное завершение и в меру общественно-политической значимости героя даже становились традиционными.

Так, эпический поэт Гесиод рассказывал про себя, как он ездил в Халкиду на празднества в честь героя Амфидаманта, как он исполнял там в его честь гимн и как он получил за это первую награду («Труды и дни», 654 и след.). Известна хвалебная песня, которую сочинил Симонид Кеосский для празднества в честь фермопильских героев. Надгробные состязания исполнителей песен упоминаются также в связи с традиционным ритуалом по карийскому царю Мавсолу.

Постепенно песнь в честь героя получила свою самостоятельность. Уже не надо было обязательно на празднествах в честь героя исполнять подобного рода героические песни. Они исполнялись на пирах и собраниях обыкновенным рапсодом или поэтом, вроде гомеровских Демодока и Фемия. Эти «славы мужей» мог исполнять и даже непрофессионал, как, например, Ифигения на пирах своего отца Агамемнона, воспевая его подвиги (Эсхил, «Агамемнон», 242-246), или Ахилл (Ил., IX). «Слава мужей» является мечтой каждого героя, и ради нее он жертвует своей жизнью, причем к этой славе в потомстве причастны даже героические женщины вроде Пенелопы (Од., XXIV, 196-198). Однако эта первоначальная героическая надгробная песнь (эпитафий) в конце концов дошла до чисто увеселительного сколия на пирах. Снижению героического стиля способствовало и то, что воспевались не только положительные герои, певцов и слушателей стали интересовать герои отрицательные (например, Клитемнестра, о дурной славе которой в песнях прямо говорит «Одиссея», XXIV, 200-202), о злодеяниях которых также слагались легенды.