Античная литература

Особенностью Феогнида является его необычайно страстный и в то же время мрачный аристократический образ мыслей. Это — проповедник насилия и жестокости, даже ненависти ко всем этим «грузчикам» и «корабельной черни». Он хочет «крепкой пятой придавить неразумную чернь, пригнуть ее под ярмо». Однако и к «благородным» он относится не лучше. «Благородные» погрязли в жадности и денежном фетишизме. Феогнид осуждает браки аристократов с «низшими» людьми ради денег, считает, что рабство существует от природы. Он с жаром воспевает наслаждение мщением:

При великом несчастье слабеет душа человека.
Если ж отмстить удалось, снова он крепнет душой.

(361-362, Вересаев.)

Сладко баюкай врага! А когда попадет тебе в руки,
Мсти ему и не ищи поводов к мести тогда.

(364-365, Пиотровский.)

Черной бы недругов крови испить! О приди, благой демон,
Дай по воле моей все, чего жажду, свершить.

(349 и след., Церетели.)

Для себя он оставляет честь, золотую середину, почитание богов и Правды. Это не мешает ему бросать гордый вызов Зевсу, допускающему большое зло на свете. Его пессимизм доходит до отчаяния как пассивного («Вовсе на свет не родиться — для смертного лучшая доля»), так и активного («Нет, не отдамся врагам! В их ярмо головы не продену! Пусть даже Тмола хребет рухнет на шею мою!»). Феогнид доходит даже до какого-то сладострастного отчаяния:

Флейту сюда и вино! Пусть враг рыдает!
Смеяться будем мы, пить и есть,
Грабя именье врага.

(Пиотровский.)

Таким образом, в Феогниде бурлят ярость и злоба, отчаяние, месть и наслаждение от мести, презрение к рабу за бесчестие и предательство, презрение к аристократам за их неблагородную страсть к деньгам, мрачное упоение злобой. Это образ души, пришедший к катастрофе при зрелище гибнущей аристократии:

Кончено! Предано все и погублено все и пропало.
Только не будем винить, Кирн, никого из богов.
Нет же! Людская корысть, и измена, и спесь, и насилье
В горе и зле погребли нашу старинную мощь.

(Пиотровский.)

Таким образом, в лирике Феогнида общественная идеология соединяется с глубоким личным волнением. Четкая антидемократическая идеология Феогнида, его неумолимая последовательность в политических выводах, продуманность и прочувствованность всех последствий гибели аристократии — все это заставляет относить Феогнидовский сборник уже не к VII и не к VI вв., но по крайней мере к V в. до н.э.

д) Дидактическая лирика.

Сюда прежде всего относится эпиграмма, которую нужно понимать не в том смысле, как ее понимает новая литература, но буквально, в значении «надпись». Эпиграммы были посвятительные (богам), надгробные и адресованные отдельным лицам, представляя собой одно или несколько элегических двустиший с острой и тонкой мыслью афористического характера. Главными представителями эпиграммы являются Архилох и Симонид Кеосский.

Далее эпиграмма стала целым литературным жанром, достигшим большой виртуозности, особенно в александрийскую эпоху.

Сюда относится и чисто гномическая поэзия, состоящая из разного рода изречений. Представителем гномики является Фокилид (вторая половина Vie. до н.э.).

Имелась также и философская элегия, главными представителями которой в VI в. до н.э. были Ксенофан и Парменид, а в V в. до н.э. — Эмпедокл.

е) Заключение об элегии.

Из всех видов лирических произведений элегия наиболее близка к эпосу и метрически, и содержательно. От древних воинственно-патриотических тем через гражданскую лирику она идет к страстной общественно-политической тематике и заканчивается спокойным нравоучительством с переходом к тонкой эстетике позднейшей, уже эллинистической эпиграммы. Темы элегии в дальнейшем будут занимать философов, ораторов, историков, баснописцев. В александрийскую эпоху останется только одна эротическая элегия.

ж) Античное понятие ямбической лирики.

Ямбическая поэзия не есть изобретение Архилоха, как думали многие: она возникла значительно раньше — вероятно, еще в связи с культом Деметры, то есть восходит к фольклорным корням. Как гласит гомеровский гимн, служанка элевсинского царя Келея, по имени Ямба, рассмешила скорбящую Деметру непристойными шутками. Ямбы употреблялись и в известные моменты праздничной процессии из Афин в Элевсин, когда по обычаю требовались как раз выражения насмешливого и шутливого характера.