— Вот рублюсь я как-то с одним галлом, — рассказывал этруск, — Я сам не мелкий, но тот покрупнее меня был. Хвала богам, не из ганнибаловских ветеранов, а молодой ещё, свежепойманный. Покойничек, в честь которого бои давались, как раз на войне с галлами к праотцам отправился, так что галл самого себя изображал — с фиреей и длинным мечом, а меня, значит, римлянином изобразили. Для зевак вооружение схожее, но какое там сходство! Мой скутум громоздче и тяжелее, а меч — гладиус старого «галльского» типа — и короче, и остриё тупее, а уж о качестве железа вообще молчу…
— Дурацкое оружие, — кивнул я, припомнив случай в Кордубе, когда на меня попёр повстанец-пейзанин с трофейным старым гладиусом, — И что тебя тогда спасло?
— Да вот это самое как раз и спасло. Дурню измотать меня надо было, и тогда он меня, пожалуй, сделал бы. А ему захотелось разделаться со мной побыстрее и покрасивее. Сперва щит мне хотел в щепы измочалить, да только у него ведь меч тоже не роскошный, а самый обычный — лучше моего, конечно, но не настолько. Погнуть не погнул, но оба лезвия затупил. И вот тогда этот дикарь решил — точно так же, как и эти — мой щит своим отжать, да остриём меча меня проткнуть. Ну не глупец ли?! Мой-то короткий клинок как раз в тесноте удобнее! Пока он замахивался для укола, я перекрестьем парировать успел и тут же по руке его пластанул — мой-то клинок не был затуплен. Ну а дальше уж — ты и сам ведь всё понимаешь…
Ещё бы! Хрен ли тут не понимать? Когда у противника кровоточащая рана, надо просто держаться начеку, дабы самому дурацкую рану не схлопотать, да терпеливо ждать, пока тот не ослабеет от потери крови, и как дождался — делай тогда с ним всё, что хошь…
— Мне ведь — как осуждённому перебежчику — освобождения за доблесть всё равно не светило, так что и развлекать эту чернь молодецкими выкрутасами смысла не было ни малейшего. В общем, тупо дождался и тупо дорезал… Так-так… Сейчас…Ага! Так и знал! — раб, изображавший самнита, резко оттянул своим щитом щит противника и ткнул того остриём ксифоса греческого типа, — Наконец-то дошло до недотёпы! Ну куда ж ты второй раз в пектораль, орясина! В горло же надо или хотя бы в плечо! А этот что творит! Ну, мазила! — противник «самнита» попытался поразить того в морду лица, но промахнулся, и его клинок скользнул по шлему.
Кончился поединок второй пары тем, что «самнит» в конце концов подловил противника на очередном раскрытии и продырявил ему не защищённый пекторалью бок, после чего добил его, но так неумело, что и сам успел получить рану средней тяжести, так что все его надежды на освобождение пошли прахом. Жив остался — и то ладно.
— После того поединка меня против противников посерьёзнее ставить начали, — продолжал Тарх, пока уносили готовенького, — Боя через три снова достался галл, но уже в полном тяжёлом снаряжении. Чтоб вождь — это вряд ли, скорее — кто-то из дружинников вождя. Фирея с железной окантовкой, бронзовый шлем, кольчуга, меч — даже по блеску видно было, что не простым деревенским кузнецом сработан. Ну и меня, конечно, для боя с ним экипировали потяжелее — «македонцем». Шлем и небольшой круглый щит, льняной греческий панцирь и махайра — хорошо хоть, не сильно кривую дали, да и железа оказалась неплохого — я после того старого гладиуса гораздо худшего опасался. Наверное, рассчитывали, что с кривым клинком я обращаться не умею, да только я ведь ещё во время боёв в Таренте свой меч сломал и полтора года греческой махайрой пользовался, пока новым нормальным мечом не обзавёлся. Ну, раз римлянам так хотелось — сделал вид, что оружие мне непривычно, и я растерян. Самое интересное — галл тоже на этот мой розыгрыш купился и решил, что справится со мной легко. Я даже рискнул ему немного подыграть — дал плечо себе оцарапать, пару раз спотыкался, потом даже шлем позволил ему с моей головы сбить. Дикарь уверился, что я — лёгкая добыча, и принялся со мной играть, рисуясь перед публикой — мне как раз это и требовалось. Пару раз я при ударах нарочно промазал, и в конце концов он ко мне таким презрением проникся, что даже щитом прикрываться перестал. Ну, тут-то я и улучил момент, да и отмахнул ему щитовую руку. Махайра ведь, если на совесть сработана — считай, та же самая испанская фальката. У него кровища фонтаном, ему сразу не до зрителей и даже не до меня, меч — и тот выронил. Ну, я его мучить не стал — примерился потщательнее, да и голову ему смахнул…
Третья и четвёртая пара выступали вместе — двое на двое. Причём, одна из сторон была скована вместе цепью за левые руки — млять, умеют римляне извращаться. Я-то думал, что такой хренью они только спустя столетие страдать начнут, а оказывается — уже начали. Ну-ну… Легковооружённые, с одними мечами, даже без щитов — да и хрен ли толку было бы от тех щитов при скованных левых руках!
— Смотри-ка! Ещё живой! — изумился Тарх, указывая мне на бойца постарше, — Это же Лисимах из Тарента! Я думал, ему давно конец настал, а он всё ещё трепыхается! Ну, живучий! Кажется, нас ждёт увлекательное зрелище!
— Ты знал его? — поинтересовался я.