Античный полис. Курс лекций

24. Максимова М. И. Античные города Юго-Восточного Причерноморья. Синопа, Амис, Трапезунт. М., Л., 1956.

25. Марченко К. К. Греки и варвары Северо-Западного Причерноморья скифской эпохи // Греки и варвары Северного Причерноморья в скифскую эпоху. СПб., 2005. С. 42–136.

26. Масленников А. А. Некоторые проблемы ранней истории Боспорского государства в свете новейших археологических исследований в Восточном Крыму // Проблемы истории, филологии, культуры. 1996. 3. С. 61–70.

27. Сапрыкин С. Ю. Гераклея Понтийская и Херсонес Таврический. М., 1986.

28. Сапрыкин С. Ю. Этюды по социальной и экономической истории Боспорского царства // Античная цивилизация и варвары. М., 2006. С. 171–242.

29. Шелов-Коведяев Ф. В. История Боспора в VI–V вв. до н. э. // Древнейшие государства на территории СССР. 1984. М., 1985.

30. Щеглов А. Н. Полис и хора. Симферополь, 1976.

Лекция 3 Г. А. Кошеленко Эллинистический полис [1]

В современной литературе стали уже общими местами два положения: 1) греческие города являлись в той или иной степени костяком Селевкидского государства, некоторым объединяющим элементом в разноплеменном и разносоставном Селевкидском государстве[2]; 2) греческие города находились в определенной степени зависимости от Селевкидского государства, от центрального правительства.

Вряд ли есть необходимость опровергать эти положения. Они представляются полностью справедливыми. Однако по поводу этих двух тезисов необходимо сделать следующие замечания.

I. Когда выдвигается тезис об объединительной роли греческих полисов, обычно не делается попытки выяснить – были ли какие-либо глубокие, социально-экономического порядка, причины этой роли. Ведь из утверждения о том, что эти полисы были средоточиями греческой культуры (при всей его справедливости), еще не следует, что единство культуры должно было увеличивать тенденцию к политическому единству государства Селевкидов. Точно так же повисают в воздухе утверждения о популярности Селевкидской династии среди населения греческих городов. Во-первых, этот вывод – субъективный тезис В. Тарна, мало подкрепленный документальными материалами, которые с тем же успехом позволяют Джонсу утверждать прямо противоположное; во-вторых, те соображения, которые приводит, например, М. Ростовцев в поддержку этого тезиса, в свою очередь, еще нуждаются в доказательствах.

Необходимо в связи с этим поставить еще один вопрос. В литературе широко распространено мнение о Селевкидском государстве как об очень рыхлом конгломерате различных социальных и этнических образований, объединенных только личностью монарха, связь которого с этими образованиями имела в основном персональный характер. Не отвергая в целом этого тезиса, мы тем не менее должны будем поставить вопрос: каким образом данная форма государственности сосуществовала с объединительной функцией греческих полисов?

II. Не подлежит сомнению, что восточноэллинистические полисы (как, впрочем, и старые греческие города) находились под контролем центрального правительства. В этом отношении все исследователи практически единодушны. Споры идут только о мере этой зависимости, формах контроля, о тех последствиях, к которым это приводило, как для самих полисов, так и для государства в целом. Однако нерешенным остается более важный вопрос – определялись ли эта зависимость и контроль какой-либо юридической, правовой формой или ситуация объяснялась только грубым неравенством сил, грубым произволом центральной власти, не имевшим никакого правового оформления. Если мы ответим утвердительно на вопрос о правовой форме подчинения греческих полисов центральному правительству, то, естественно, встанет следующий вопрос – имела ли эта правовая форма какое-либо реальное социальное содержание?

Таким образом, суммируя все поставленные вопросы, мы можем свести их к одному – существовали ли социальные формы связи между новыми греческими полисами и центральной властью в Селевкидском государстве? Ответ на этот основной вопрос позволит найти решения и других вытекающих из него вопросов.

При всей скудости имеющихся документальных материалов, все же есть, как нам кажется, возможность ответить на этот вопрос. Наиболее показательны в этом отношении материалы Дура-Европоса. В частности, при раскопках был обнаружен пергамент II в. до н. э., в котором упоминается ряд сделок. Не касаясь всего содержания документа, отметим только моменты, интересные для нашей темы. Сделки заключаются гражданами города, а объектом их является земля. Самым важным представляется то, что в Дура-Европосе II в. до н. э. земля делилась на клеры. Было высказано кажущееся очень вероятным и принятое практически всеми исследователями предположение, что упомянутый в документе клер Конона назывался так по своему первому держателю. Слово ἐκάϚ остается не совсем ясным. Видимо, можно принять предположение, что этот термин обозначал объединение нескольких клеров[3].