Антидот. Сборник

– Только заявленных «без вести пропавшими» от ста пятидесяти тысяч и выше. В год. По одной только России. Не считая тех, кто не попадает в эту статистику. Кого не разыскивают вообще. Кто как бы где-то работает, куда-то уехал. Неграждане. Много же и таких. Человек ищет счастья, места под солнцем – это нормально. Только его никто не ищет – кому это надо?

Я молчал. Лицо мое было непроницаемым. Кульницкий продолжил давить, очевидно ожидая реакции:

– Это население совсем немаленького города. Который опустел полностью. Каждый год по городу. Как тебе?

– Они все…

Кулёк быстро перебил меня:

– Стоп! Не все. Даже не половина. Я не знаю. Понятия не имею. Я просто ставлю тебя в известность.

– Но как? Почему никто не чешется?

– Не задавай глупых вопросов и мне не придется выдумывать на них ответы. Тебе не по барабану, Руся? Ау?

– А я ведь тоже уже не Руслан, Неборя.

– Ну не Людмила же. Ха-ха, – скривил физиономию Кульницкий. – Да в курсе я, как ты понимаешь! Повысили же тебя.

«Везде повысили, Кулёк» – зло подумал я, вспоминая закрытый приказ.

***

– Вот ты хочешь, чтобы после твоей смерти твои органы послужили кому-то еще? Тому, кто в них нуждается, стоит в листе ожидания?

– Не знаю,– ответил я. – Наверное, нет.

– У нас в стране у трупа органы могут быть изъяты в любом количестве, в любых объемах. Без решения родственников, – торжественно и пьяно заявил Кулёк. – По умолчанию. Называется «презумпция согласия».

– А если я этого не хочу?

– Вот тогда ты должен заранее… Заранее, понял?.. Официально заявить о своем несогласии на посмертное донорство.

– Кому? – изумился я.

– Мне! – засмеялся Кулёк. – Вот в Америке – там, наоборот. Если есть пометка о разрешении на трансплантологию твоей требухи… в тех же водительских правах, то тебя разберут. Если нет такой записи – то сожгут целиком. Вот так! Чувствуешь разницу?

– Да. И везде так?

– Везде по-разному. В Азии, на Востоке, в Японии проще у живого человека почку купить, или глаз или…ну ты понял. Чем рисковать потрошить мертвого. Религия и не только. А спрос-то бешеный! С той же донорской почкой жить гораздо комфортнее, чем не вылезать из диализных центров. И в целом, даже с учетом стоимости операции, лечения и реабилитации, это всё выходит дешевле. При одном «но»!

– Почка должна достаться недорого?

– Не только. Даже и не столько. Главное, попасть в нормально двигающийся лист ожидания, белый или чёрный.

– А мы, я так понимаю, поставляем материал для чёрного?

– Мы занимаемся поставками. А какую бирку наклеят на контейнер с запчастью – уже не важно. В той же Европе, в белых клиниках, половину операций проводят роботы. Туда привозят, скажем, неизвестного донора с мозговой смертью… Знаешь, что это такое?

– Не «что», а «кто» наверное? Не знаю.

– Уже «что» – это пациент с кровоизлиянием в мозг, например, с тяжёлой черепно-мозговой травмой. Понимаешь? Тело ещё может некоторое время продержаться на аппаратах искусственного поддержания жизни, но человек формально уже мертв. «Функция мозга необратимо утрачена». Всё! Готовый легальный донор.

– С тяжёлой черепно-мозговой травмой? Мда-а-а. Человек не просто смертен, он еще и внезапно смертен, как говорил какой-то классик. Причём, внезапно для него самого? – уточнил я.

– Ну вот, а ты сечёшь! – обрадовался Кулёк моему цинизму. – Человек – это всего лишь мешок с дерьмом, помнишь? Только стоит эта требуха, доставленная вовремя, огромных денег. Сердце, лёгкие, поджелудочная железа, лимфа, кровь, суставы, семенники, роговицы, волосы, кожа, печень, почки, спинной мозг, даже кишечник… Дальше перечислять?

– Не обязательно.

– Ничего, почитаешь потом. Лучше всё знать. Локусы, аллели…

– Зачем, – перебил я. – Кому это нужно. Это же ещё и небезопасно, не лучше ли втёмную?

– Там, – он показал пальцем наверх, – считают, что куратор этапа имеет право знать о работе этапов ниже занимаемого им уровня. И осознавать, что делает. Делай все по регламенту и не парься. Думаешь, почему всё так серьёзно? Это договорной матч. Это конвейер, индустрия. Мы же не только «бензоколонка».

– Мы– супермаркет?

– Скорее, уже давно чей-то склад. Ты не нагнетай: мы на этой работе всего лишь сопровождающие. ОВСВГ. Как мы тогда всего лишь возили источники смерти для неких дехкан, так и сейчас– мы всего лишь карета судьбы для некоторых смертных. Которые, заметь, не бессмертны в принципе.

– Но мы делаем их внезапно смертными, – возразил я и поправился: – Помогаем стать.

– Не говори такого никогда. Вся жизнь – это сложный комплекс обсессий и ритуалов. Так кажется? И что? Не мы принимаем решения. Мы выполняем определенную, очень специфическую работу. Оказываем непростые высокооплачиваемые услуги для непростых высокооплачивающих нас людей. Это они приговаривают, не мы. Мы даже не солдаты судьбы. Мы – взвод сопровождения. Быдло не жалко.

– А людей?

– А человека судьба за руку ведет. И если привела к нам, то так тому и быть.

– А если ошибка?