Рада тоже облокачивается на противоположную стену, кусает губы, заглядывая мне в глаза. Ничего не делает. Молчит. Просто смотрит, но меня снова ломает. Опускаю глаза, отрываясь от ее пристального взгляда. Но наталкиваюсь на ноги. Длинные ноги, шикарные, бедра обтянуты черной кожей. Идеальные ноги. Тонкая талия, трогаю глазами изгибы. Грудь не выдающаяся, как у Натальи, не большая, но, черт бы ее побрал, тоже идеальная. Упругая, натуральная, высокая, красивая. Я точно знаю, что там под блузкой — розовые соски. Очень манящие, можно кончить только от их вкуса на языке. Шея. Дьявол, эта шея словно создана для моих губ. Такая нежная кожа, сумасшедший запах волос… И снова возвращаюсь к ее невероятно глубоким карим глазам.
Захлопываю веки.
Нет! Нет! Нет!
Ну нет же…
У меня хорошая сила воли и закалённый характер. Но с этой девочкой все ломается. Я не могу устоять. Чувствую себя слабаком. Словно упал в ноги маленькой девчонке. Она еще этого не знает, что я у ее ног. Зажмуриваюсь, чтобы не показывать ей этого.
— Глеб, — тихо зовет меня.
— Да, детка, — отзываюсь я, пытаясь дышать ровнее.
— Ты злишься на меня из-за Матвея?
— И да, и нет… Не бери в голову, все нормально, — выдыхаю я. И ведь мой брат ни при чем. Дело, мать их, во мне. Это я ревную. Я! Хотя не должен.
Слышу ее шаги, она уже близко, очень близко, опасно близко. Ее чистый, сладкий аромат въедается в легкие. Втягиваю его в себя и задерживаю дыхание. Но поздно — этот запах уже в моей крови, и он отключает мне голову.
Чувствую, как ее руки ложатся на мои плечи. Распахиваю глаза, прячу руки в кармане брюк, пытаюсь держаться и не сорваться. Хотя понимаю, что уже поздно… Но что-то пытаюсь себе доказать.
— Глеб, мне нравится Мот. Но как картинка в журнале. Не ревнуй, — ее горячее дыхание обжигает лицо. Ее губы прикасаются к моей скуле, оставляя ожог. Ее грудь упирается в мою, и я ощущаю, как сбивается наше общее дыхание. До моего очередного срыва остались секунды. Отсчет пошел, и он не в мою пользу.
Девочка неумела, ещё наивна, неопытна, но провоцирует, не понимая, что это ее уничтожит. Нет, не сейчас, позже, возможно, уже завтра или послезавтра.
— Кажется, я должна тебе желание, которое ты обещал озвучить вечером, — шепчет она мне, лаская губами мою скулу, запуская ладони под мой пиджак, немного царапая грудь. Мышцы напрягаются, тело реагирует мгновенно, член наливается, ноет, руки покалывает от желания разорвать чёртовы тряпки, которые мешают любоваться ее ещё таким невинным телом.
— Желание, говоришь…
Надо признаться, я гребаный слабак. Не могу от нее отказаться.
Не могу!
— Тебе не понравится мое желание, — вскидываю руки, зарываюсь в ее волосы, сжимаю, фиксируя. Все, мозг окончательно отключается.
Меня нет.
Есть только дикая, необузданная тяга к этой чистой девочке.
— Я хочу тебя на коленях, — аккуратно тяну ее волосы вниз, указывая направление. — Я хочу твою помаду на своем члене, — голос окончательно хрипнет. Рада распахивает глаза, теряясь. Это должно ее напугать, но, мать ее, я не вижу страха, только растерянность и неопытность. — Это мое желание за ответы. Но ты можешь отказаться. Сказать «нет», и твои долги обнулятся.
Даю ей шанс все прекратить, возненавидь меня за грязные желания. Но девочка им не пользуется, снова мне доверяя. И это заводит еще больше!
— Я никогда этого не делала, — шепотом признается она.
— Пойдем, — хватаю ее за руку и тяну в гостиную, чтобы сделать это не на пороге прихожей. Не могу с ней, как с потаскушками. Потому что даже в этой ситуации Рада чистая и непорочная, искренняя, в отличие от меня.
Глава 20
Когда огромные невинные карие глаза смотрят на меня, словно на Бога, крышу сносит окончательно. Во мне просыпается что-то очень темное и необузданное. Оставляю девочку посредине комнаты, включаю напольный светильник, медленно расстегиваю рубашку, снимая ее с себя. Дико нравится, как девочка наблюдает за мной, кусая губы. Такая маленькая любопытная лиса, готовая со мной на все. Это пиздец как подкупает.
Откидываю рубашку на пол, падаю в кресло, расслабленно откидываясь на спинку, расставляя ноги. Рада издает судорожный вдох и прикрывает глаза. Ей страшно, но парадокс в том, что страх ее заводит.
— Раздевайся, детка. Хочу посмотреть, — голос садится, вибрируя от возбуждения. Нет, я не упиваюсь властью над ней. Но покорность заводит.
— А… — пытается что-то сказать.
— Тихо, просто делай все, что говорю. Такая игра, детка. Это возбуждает, — вынимаю сигареты, прикуриваю одну, выпуская дым в потолок.
Кивает, послушно дергая шнуровку на блузке. Черт, на мгновение прикрываю глаза, усмехаясь. Девочка хоть и неопытна, но в ней нет присущей жеманности и скованности.
Открываю глаза, курю, наблюдая, как она справляется со шнуровкой, распахивая блузку. Ведет плечами, скидывая тряпку с плеч. Склоняю голову, трогая тело глазами, и девочка это чувствует, покрываясь мурашками. В моей жизни было много женщин, но ни одна из них настолько не заводила, просто мурашками по нежной коже, взмахом ресниц, вздохом, всхлипом…