В 2002 г. в изданной в Германии книге Л. А. Безыменский опубликовал русскоязычную копию секретного дополнительного протокола, которая якобы является подлинником этого документа (см. рис. № 11-12)[840]
. Однако ещё в 1993 г. при публикации, как было объявлено, подлинников этих документов из Архива Президента Российской Федерации указывалось, что «в «Особой папке» содержится также копия «Секретного дополнительного протокола о границе сфер интересов Германии и СССР» от 23 августа 1939 года (опись № 1, документ № 1) с напечатанным текстом: «По уполномочию Правительства СССР: В. Молотов. За Правительство Германии: Риббентроп», но без собственноручных подписей Молотова и Риббентропа. На первой странице текста «Секретного дополнительного протокола» в правом верхнем углу — карандашная пометка: “Тов. Сталину. В. М.”»[841]. Видимо, в книге Безыменского первая страница документа с карандашной пометкой была соединена со второй страницей того документа, где имеются рукописные фразы и собственноручные подписи, что фактически является фальсификацией визуального образа документа.Таким образом, наличие вышеуказанных расхождений в сравниваемых немецких фотографиях и сканах из архива МИД РФ показывает, что эти документы не являются копиями друг друга. Совершенно очевидно, что мы имеем дело с разными документами. В свою очередь это возвращает нас к базовому вопросу — сколько всего было подписано документов? Почему указанное в самом договоре количество оригиналов явно
Рис. 11—12. Копия секретного дополнительного протокола из книги Л. А. Безыменского
противоречит ситуации, когда как в Берлине, так и в Москве имеются по два разноязычных подписанных подлинника документа?
В ходе Нюрнбергского процесса защитник Рудольфа Гесса Альфред Зайдль утверждал, что секретный дополнительный протокол был изготовлен «только в двух экземплярах. Один из них был после подписания 23 августа 1939 г. оставлен в Москве, а другой Риббентроп привёз в Берлин». При этом бывший статс–секретарь Министерства иностранных дел Германии Эрнст фон Вайцзеккер утверждал, что «видел фотокопию этого соглашения, может быть, я видел подлинник, но, во всяком случае, фотокопию я держал в руках. Один экземпляр фотокопии был заперт у меня в сейфе». Как справедливо отметила германский историк И. Фляйшхауэр, «шла ли речь об одной единственной или нескольких копиях и были ли они изготовлены по желанию или с ведома Риббентропа, неизвестно»[842]
. Однако ещё в 15.50 26 августа 1939 г. германское посольство в Москве получило телеграмму от Риббентропа, который напоминал, что «подписанный 23 августа секретный дополнительный протокол вместе со всеми имеющимися черновиками должен держаться в строжайшем секрете», и требовал взять с сотрудников, знающих о нем, подписку о неразглашении[843]. О каком документе говорится в этой телеграмме, разве Риббентроп не забрал его с собой в Берлин? И хотелось бы знать, а сколько именно имелось черновиков? К сожалению, до сих пор точно неизвестно, сколько вообще было подписано экземпляров протокола.Изучение комплекса документов августа 1939 г. позволяет утверждать, что ни в тексте договора о ненападении, ни в тексте протокола нет никаких указаний на взаимную связь этих документов. То есть юридически протокол не являлся частью советско–германского договора. В отличие от договора, окончательный текст которого был опубликован 24 августа, доработка текста протокола продолжалась, о чем свидетельствует «Разъяснение…» от 28 августа[844]
. Соответственно, протокол не проходил процедуру ратификации[845], а значит, не получил «юридически закреплённого статуса межгосударственного документа». В свою очередь это означает, что и для СССР, и для Германии это был своеобразный «протокол о намерениях», фактически речь идёт о письменно оформленной договорённости на уровне глав внешнеполитических ведомств, которая позднее не раз изменялась и уточнялась. Несмотря на то что в протоколе имеется слишком много слов о его секретности, в нем нигде не указано, в скольких оригиналах он составлен, на каких языках и какой юридической силой они обладают. Не ясно, почему фразы «По уполномочию Правительства СССР» и «За правительство Германии» не были напечатаны на машинке? Ведь это было сделано в «Разъяснении.». И почему во всех этих документах нет машинописных расшифровок фамилий подписантов?Кроме того, имеется ряд вопросов непосредственно по тексту секретного дополнительного протокола. Так, в протоколе нет объяснения, что такое «сфера интересов», что в дальнейшем позволило Германии обвинить СССР в его нарушении. В 1‑м пункте документа точно не указано, с какой стороны латвийско–литовской границы находится сфера интересов Германии, а с какой СССР. В результате данный текст допускает различные толкования. Только по другим документам можно понять смысл этого абзаца.