Антигитлеровская коалиция — 1939. Формула провала

В протоколе очень невнятно сформулирована ситуация с Виленской областью. Во–первых, Литва не была участником соглашения, поэтому очевидно, что это была попытка немцев расширить свою сферу интересов на восток от литовско–польской границы 1939 г. Во–вторых, никаких чётких границ Виленской области никогда не существовало, и фактически Москва предоставила Берлину карт–бланш на произвольную трактовку данного вопроса. Ведь немцы могли использовать советско–литовский договор от 12 июля 1920 г., по которому Литва должна была получить значительную часть северо–западной Белоруссии с городами Гродно, Лида, Ошмяны[846]. То есть весь огромный регион от стыка латвийско–литовско–польской границы до германской границы в Восточной Пруссии (около 350 км) остался не разграниченным на сферы интересов. Это особенно странно, если учесть, что Молотов активно добивался и добился уточнения протокола, в который было внесено название реки Писса (около 35 км от р. Нарев до границы Германии). Собственно, проблема с Виленской областью актуализировалась уже 22 сентября 1939 г., когда Шуленбург передал Молотову памятную записку, в которой, ссылаясь на занятие города советскими войсками, указал, что «заключённое между нами соглашение признает заинтересованность Литвы в этой области. Мы поэтому предполагаем, что между нами существует согласие в том, что при окончательном территориальном переустройстве Виленская область в форме, подлежащей дальнейшему согласованию между нами (курсив мой. — М. М.), будет передана Литве»[847].

Поскольку в протоколе не упоминаются никакие возможные действия сторон в отношении расположенных между ними государств, он юридически не нарушал никаких договорённостей Германии или СССР с третьими странами. Как верно отметил германский историк Р. — Д. Мюллер, «эти договорённости от 23 августа 1939 г. вначале оставались лишь малозначащим заявлением о намерениях и позднее могли быть изменены. Соглашение от 23 августа 1939 г. поначалу представляло собой, таким образом, не более чем “Соглашение о моратории” (“Stillhalteabkommen” /Klaus Hildebrand/) между двумя сторонами. Это был результат шахматного цугцванга — сложного безвыходного положения, в которое Гитлер загнал себя сам в результате изменения политики по отношению к Польше и которое Сталин искусно использовал в собственных интересах»[848].

Таким образом, источниковедческое исследование доступных ныне немецких и российских изображений документов 1939 г. показывает, что, как ни странно, до сих пор актуально высказанное ещё 28 марта 1989 г. на заседании Комиссии ЦК КПСС по вопросам международной политики мнение начальника Историко–дипломатического управления МИД СССР Ф. Н. Ковалёва: «Был ли подписан в конечном счёте после переговоров протокол или была достигнута какая–то устная договорённость — этого мы не знаем. Нам это действительно неизвестно. Договорённости, несомненно, были достигнуты, но с теми ли формулировками, которые есть в фотокопиях ФРГ, или в иной форме, на сто процентов гарантию дать невозможно»[849]. Не менее здравой была и позиция главного редактора газеты «Известия» И. Д. Лаптева, который отметил: «Говорится, что подлинников протоколов нигде нет, а подтвердить подлинность копии мы не можем. Пусть будет сделано заявление о том, что в результате исследования, консультаций с различными странами — ФРГ, другими — не удалось установить подлинность документов, что нет этих секретных протоколов в том виде, в каком могли бы использовать их как документ, под которым стоят подписи государств»[850].

Доступные ныне немецкие и российские визуальные образы августовских документов 1939 г. наглядно показывают, что их оформление содержит значительное количество странностей, которые требуют прояснения. Как верно отметил В. П. Козлов, спорные внешние признаки и отсутствие возможности натурно–демонстрационного знакомства с источником свидетельствуют больше в пользу подложности источника, нежели его подлинности[851]. Представляется, что поскольку немецкие оригиналы отсутствуют, для окончательного прояснения всех вопросов об аутентичности этих документов следует провести всестороннюю физико–химическую и делопроизводственную экспертизу имеющихся российских документов. Кроме того, требуют объяснения как минимум: 1) сколько всего документов было подписано; 2) почему количество подписанных договоров о ненападении не совпадает с самим текстом документа; 3) чем объясняется странное оформление договоров о ненападении; 4) как объяснить подпись Молотова латиницей.

ПРЕДВОЕННЫЙ МИР ГЛАЗАМИ КРЕМЛЯ

Александр Шубин