АнтиГрабовой. Кто «воскрешает» наших мертвых?

Автор с глубочайшим почтением относится и к самому Н.Ф. Федорову, и к его «Философии общего дела». В этом он следует своему любимому Ф.М. Достоевскому, который мысли Федорова «прочел как бы за свои». И граф Л.Н. Толстой, бывая в Москве, частенько заходил в Румянцевский музей, где философ большую часть жизни прослужил библиотекарем, выпить чайку, поговорить о жизни, «гордясь, что он живет в одно время с этим великим человеком». Последователями, а лучше сказать воплотителями идей Федорова были такие выдающиеся ученые, как В.И. Вернадский, К.Э. Циолковский, Н.А. Умов, А.Л. Чижевский. Именно он в концентрированном виде выразил основные идеи и поставил основные вопросы, разрешением которых занималась блестящая плеяда русских мыслителей — Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, B.C. Соловьев, П.А. Флоренский и другие. Идеи Федорова служили источником творческого вдохновения таких поэтов первой половины XX века, как В. Брюсов, Н. Заболоцкий, Н. Клюев, В. Маяковский, В. Хлебников, писателей А. Платонова и М. Пришвина.

Давайте на время забудем о Г.П. Грабовом и о его учении и ненадолго припадем к живительному роднику «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова.

«Учение о воскрешении», или, более развернуто, «учение об объединении живущих сынов для воскрешения умерших» — именно так сам Н.Ф. Федоров определил суть своей системы, в которой он попытался по-новому осмыслить назначение человека в мире, показать человечеству цель его движения и пути ее достижения. Цель эта может быть сформулирована по-разному, например, так, по-житейски просто: вечная жизнь. «Вечная жизнь — это мы очень хорошо понимаем! — воскликнете вы. — Но при чем тут воскрешение?» Федоров показал, что воскрешение выше вечной жизни, именно поэтому он поставил его во главу угла, более того, он убедительно доказал, что вечная жизнь человечества невозможна без воскрешения, воскрешения не как умения, а как категорического обязательства воскресить всех когда-либо живших. «Но это невозможно! — воскликнете вы. — Все в природе, и человек в том числе, подвержены всеобщему закону конечности и смерти!»

«Все философии, разноглася во всем, сходятся в одном — все они признают действительность смерти, несомненность ее, даже не признавая, как некоторые из них, ничего действительного в мире. Самые скептические системы, сомневающиеся даже в самом сомнении, преклоняются перед фактом действительности смерти», — саркастически замечает Федоров и тут же, отметая это «философское суеверие», говорит о том, что, сколь бы велико ни было число ушедших, сколь бы оно ни росло, неизбежно захватывая и нас и далее наших детей и потомков, это не дает «основания к безусловному признанию смерти». «Как ни глубоки причины смертности, смертность не изначальна, она не представляет безусловной необходимости. Слепая сила, в зависимости от которой находится разумное существо, сама может быть управляема разумом». И если мы немного вдумаемся, то признаем, что действительно невозможно доказать абсолютность и необратимость смерти. Смерть можно будет признать действительной, когда в течение бесконечно длительного опыта для восстановления умерших будут испробованы буквально все средства, «какие существуют в природе, какие только могут быть открыты человеческим родом», и они не приведут к положительному результату. С другой стороны, обратимость смерти доказывается чрезвычайно просто, всего одним удачным опытом воскрешения. Думается, ни один ученый не положит голову на плаху, утверждая, что такое принципиально невозможно. Что уж говорить о многих миллионах верующих в Христа, в его воскрешение и в то, что Он воскресил Лазаря.

Подчеркнем сразу, чтобы не было никакой двусмысленности: вечная жизнь и воскрешение умерших — цель человечества, очень далекая цель, вечная жизнь может осуществиться только в преображенном мире, эта задача для многих поколений, эта цель не может быть достигнута ни прозрением гениальных одиночек, ни трудами некого продвинутого, интеллектуального авангарда общества, этот путь можно одолеть только объединенными усилиями всего человечества, всех его членов, это общеедело всего человечества. Именно поэтому учение получило также название «Философия общего дела».