Антихрист

— А я должен был не дать тебе установить над Иваном власть! Кстати сказать, похоже, мы с тобой оба не справились, потому что наши Господа сами вмешивались в события.

Аллеин посмотрел на Риикроя и сказал:

— Думаю, ты прав. Мне вообще непонятно, зачем я сейчас нужен. Иван все равно делает свое дело, и ни я, ни ты не имеем над ним никакой власти. Сейчас он в бункере у Зильберта и занят только собственными проблемами. А наши Господа все молчат. И наша роль мне теперь совершенно непонятна. Ты понимаешь что-нибудь?

— Я понял, что я — жертва, а ты это понял? — Лицо Риикроя стало мрачным, как ночное небо. — Чем это все закончится, как ты думаешь, Аллеин?

— Думаю, что Иван выполнит обещанное, и тогда через три года наступит конец этому миру и нам тоже. Я это чувствую.

— И что мы будем делать все эти три года? — спросил Риикрой и стал на край парапета. Он смотрел вдаль, будто стараясь что-то разглядеть на ночном небе.

— Предлагаю находиться все это время рядом с Иваном. Ведь там решается и наша с тобой судьба.

— Разумно, — охотно согласился Риикрой. — Кто бы мог подумать, что Иван примирит нас, вечных врагов. А вечные ли мы враги, Аллеин?

— На время примирит, — поправил Аллеин, видимо, не поняв весь смысл сказанного.

— И все это до крайности удивительно. Не правда ли, ангел? — и Риикрой громко засмеялся. Так громко, что его смех услышали молодые люди, стоявшие внизу. Они все разом подняли головы. Риикрой тут же дематериализовался и с криком: «До встречи в гостях у Антихриста!» — рухнул вниз.

«Каков актер? Вечный актер».

Аллеин посмотрел вниз, на ночной город, потом на темное, без единой звездочки, небо и, мысленно попрощавшись со всем этим, устремился вслед за Риикроем туда, где находился Иван.

11

Аллеин не привык подолгу размышлять, его действиями всегда управляли чувства, главным из которых была безграничная любовь к Творцу. Это было чувство, наполнявшее его существование самым высоким смыслом, и если можно говорить о счастье ангела, то делало его счастливым. Аллеину вновь, хоть ненадолго, захотелось ощутить себя воином Бога, призванным исполнять его волю. И он, вместо того чтобы сразу перенестись в Иванов бункер, решил совершить прощальный полет над Землей в надежде, что это поможет ему избавиться от чувства собственной ненужности и одиночества. «Если это не нужно сейчас Творцу, то это нужно мне», — решил Аллеин и стал подниматься вверх над шпилем Университета.

Мозг Аллеина был своеобразным сверхчувствительным приемником человеческих эмоций, а самыми сильными из них были любовь и ненависть. И то, и другое порой переходило всякие границы и доводило людей до исступления. А когда такие сильные чувства охватывали массы людей, то на Аллеина это действовало, как эмоциональный шок. Воспоминания о таких событиях оставались у него навсегда. Аллеин наблюдал за людьми многие тысячи лет, и каждый год на Земле происходило множество своеобразных духовных катаклизмов, которые заставляли его вновь и вновь переживать взлеты и падения его веры в человечество. Но самыми значительными событиями для Аллеина были те, в которых принимали участие его люди, то есть те, которых он опекал, душу которых он принимал от Бога в мир, а потом провожал в мир иной. Стены домов, предметы, даже скалы и сама Земля сохраняли для Аллеина своеобразные приметы этих потрясений. Для него выражения: «дух истории» или «эти стены видели многое» — были не аллегориями, а имели прямое значение.

Аллеин не стал рассуждать о том, что именно бы ему хотелось посмотреть на прощание, это был не его метод.

Он поднялся высоко над Землей, так, чтобы можно было видеть целые страны. Правда, с такой высоты было трудно находить знакомые города и тем более дома, но зато отсюда лучше можно было обозревать всю панораму событий как происходящих, так и прошедших, запечатленных в неведомых людям следах. Аллеин летел в пустом холодном пространстве, вглядываясь вниз, его чувства были предельно напряжены.