Антихрист

Иван запрокинул голову и стал смотреть на небо. Солнце уже зашло за горизонт, и небо было чистым и глубоким — ни одного облачка. Иван долго смотрел вверх, так долго, что голова закружилась, и Ивану показалось, что это кружатся вокруг него дома. «Еще вчера я был всемогущим, как Бог, и весь мир был мне подвластен, а сегодня я — обыкновеннейший человек, которого даже никто и слушать-то не будет, что бы я ни говорил. Какая перемена! — Иван, чтобы ему было удобнее смотреть на небо, лег на скамейку, положив руки под голову. — А все-таки ведь интересно быть человеком, пожалуй, не менее интересно, чем Богом. Каждый из этих людей прожил жизнь, полную борьбы и событий. В этом мы с ними похожи, только все события моей жизни произошли в моей голове и на листе бумаги. Если бы мне можно было жить, я бы мог заняться проблемами, о которых говорили эти старики, или путешествовать по всему свету, с Наташей, конечно, — это было бы невероятно интересно. Каждый день такие вот встречи! Но наукой я бы не стал заниматься — это точно. Потому что для меня это — как наваждение, как сумасшествие, как наркотик. Это ужас, ужас. — Иван даже зажмурился, так сильно, что перед его глазами залетали огненные мушки. — Какое счастье, что я хоть перед смертью смог от всего этого избавиться, чтобы по-новому увидеть небо».

Иван вглядывался в пустоту до боли в глазах. «И все же надо сказать людям то, что они не зря молятся Богу».

— Напьются, а потом валяются где попало. Совсем совести нет, — услышал Иван женский голос. Он быстро сел и осмотрелся. Мимо проходила пожилая женщина с двумя тяжелыми сумками, она взглянула на Ивана злым взглядом и добавила: — Господи, молодой-то какой… Что ж делается, о Господи, Господи…

«Сказать, что ли, об этом? А кто этому поверит? Нужны ведь доказательства… Нет, надо уйти из этого мира тихо и незаметно, раствориться в небытии — это лучшее, что я могу сделать, потому что мои доказательства смертельны для этого мира. И никаких пресс-конференций, никаких встреч с общественностью. Ничего этого не надо. Эх, Боже мой, Боже мой, жалко, что Ты меня сейчас не слышишь. Как бы я хотел разделить с Тобой свою печаль».

Иван смотрел на дорогу, по которой должна была идти Наташа, и старался ни о чем не думать. Он смотрел на эту дорогу не отрываясь, как будто гипнотизируя сам себя. «Когда же она придет? Неужели она не хочет меня видеть и не придет? Это же будет так жестоко».

5

Минуты тянулись медленно. Иван не мог сосредоточиться ни на одной мысли, и взгляд его постоянно блуждал в надежде увидеть что-нибудь такое, что бы могло привлечь внимание и скрасить ожидание, но такой объект никак не находился. Желание увидеть Наташу все усиливалось, и вместе с тем усиливалось опасение, что что-то произошло и она не придет. Иван встал и начал ходить из стороны в сторону. Чем однообразнее были шаги, тем ему становилось легче. Он делал десять одинаковых шагов по тротуару вперед и десять назад, и так раз за разом. Так он и ходил, пока не впал в своеобразный транс. Перед ним постоянно стоял образ Наташи.

Образ странный, расплывчатый и туманный. Даже нельзя было точно сказать, она ли это, потому что черты лица было трудно разобрать. Они как бы растворялись в лучах заходящего солнца. Но Иван не мог представить ее по-другому. Его необыкновенная память не могла ему помочь. Он вдруг увидел Наташино лицо совершенно отчетливо. Она улыбалась и звала его. Иван так и стоял с закрытыми глазами, пока Наташа медленно не растворилась в темноте. «Вот сейчас открою глаза и увижу ее», — подумал Иван. Он открыл глаза со страхом, потому что боялся разочарования. Наташи не было. Иван понурил голову и направился к скамейке. Ждать стало уже совсем непереносимо.

Иван чувствовал себя несчастным. Обычно мог ждать сколько угодно без особых неудобств, потому что у него всегда находилась работа, например, обдумывать какую-нибудь проблему, теперь же думать он не мог совсем, как будто его мозг вышел из подчинения. «А не душа ли виновата в моей полной беспомощности перед этой проблемой, — подумал Иван, — раньше-то ведь такого не было. Если это она — тогда как же сложно с ней жить, как же трудно ждать и как невыносимо надеяться и… и любить.

Да, и любить».

«Ну, а если она придет? Времени-то всего-навсего десять вечера, значит, ждать еще часа полтора. Конечно же, она придет. Она же знает, что я должен приехать, хотя у нее есть масса поводов и не прийти. Я ведь был, наверное, совершенно невыносим, находился как в бреду каком-то. Как она вообще со мной таким общалась? — Иван сжал голову руками, лицо его выражало сильную боль. — Сколько же глупостей я натворил! И главная — что за три года ей не позвонил, да и не вспомнил о ней почти ни разу. Как же я мог так? О том, что мне действительно дорого, ни разу и не вспомнил. Что же я за человек после всего этого?»

Иван сел на скамейку и опустил голову. Он увидел свои грязные ботинки и стал их внимательно рассматривать, словно от того, как он внимательно будет изучать их устройство и вид, зависит его дальнейшая судьба.