— Между прочим, Иван, несмотря на свое более чем скромное положение, был известен в научных кругах как самый большой безобразник, — Джон засмеялся, — среди подающих надежды молодых физиков. Поэтому мы следили за ним давно. Так вот, я знаю, что Иван сделал великие открытия, и он считает, что они могут быть обращены против людей. Поэтому он делает все, чтобы его открытия до них не дошли. — Джон вкладывал в свои слова столько значения и скрытого смысла, что Наташа не могла не уловить, что этим он хочет дать понять, что коль уж он говорит ей все это, и говорит так многозначительно, значит, она обязана проникнуться содержанием этих слов. Джон продолжал: — Иван — совестливый человек.
Аллеина передернуло от этих слов: «Лицемер проклятый! Как он умеет, добавив толику лжи, исказить весь, в общем, правдивый смысл…»
— Ученые нашего времени, многие из них, страдают комплексом вины. Они создали атомную бомбу и множество такого, что поставило человечество на грань самоуничтожения. И Иван — из числа именно таких ученых, которые осознают свою ответственность, не понимая, что дело совершенно не в них, они ведь только проводники воли человечества к власти над природой. К тому же Иван совершенно бескорыстен.
— Это уж точно, — с готовностью подтвердила Наташа.
— Я разговаривал с ним ранее, так вот, он очень жалеет даже и о том, что сделал эту программу — для него сущую мелочь. А ведь он уже сейчас вне конкуренции как соискатель Нобелевской премии. И уверяю тебя: ничего, кроме пользы, его открытия в области математики и физики человечеству не принесут. Ты мне должна поверить.
— Почему ты так убежден в этом, Джон? Люди уже много раз доказали, что могут использовать во вред самые прекрасные и полезные, казалось бы, достижения науки.
— Я убежден в этом, потому что у людей сегодня нет выбора, кроме как использовать его открытия на благо, потому что иного не позволит инстинкт самосохранения. И сейчас уже мы можем себя тысячу раз уничтожить, что изменится от того, что мы сможем уничтожить себя две тысячи раз?! — Джон сделал длинную паузу. — Я хочу, чтобы Иван сотрудничал с нашей фирмой, чтобы он сделал все, что мы ему предложим. Плата за это будет самая высокая, условия — самыми выгодными. Он может стать у руля власти, если только пожелает. Он это может, я знаю.
— И я должна убедить Ивана сотрудничать с вами? «Боже мой, это, кажется, единственный случай, когда мужчина ухаживал за мной не ради собственного удовольствия, а для того, чтобы провернуть сделку. Джон — удивительный человек. — И тут Наташа, наконец, поняла, чего не было во взгляде и всей ауре, исходящей от Джона, чем он отличался от всех мужчин. Не было желания, нормального мужского желания. — Он меня даже подсознательно не хотел: ни овладеть, ни поцеловать, ни обнять. И он от этого не страдал, и это его не удивляло».
Джон улыбнулся и кивнул головой.
— Ты, Наташа, — удивительная женщина. Я восхищен. — Тут Джон взял ее руку и поцеловал.
Наташа встала и, сделав ослепительную улыбку, спросила:
— Мы еще увидимся, Джон?
— Я надеюсь на тебя. Если это будет нужно тебе или мне, мы встретимся.
Наташа повернулась к Сергею. Тот, увидев, что она встала и хочет уйти, пожал Николаю руку и тоже встал. Они пошли на свои места.
Иван упал в кресло и закрыл глаза. В голове была удивительная пустота. Ни одна мысль не возникала, думать не хотелось. Иван открыл глаза и осмотрел салон.
— А ведь никто и не подозревает, что вскоре произойдет, и тем более, — он усмехнулся вслух, — какая грандиозная роль будет у меня в этом главном в истории человечества событии. Тем более великом, что о нем, возможно, никто и не узнает. Подмена Бога или Конец света; если произойдет первое — тайна, если второе — об этом узнают все. Что будет — зависит только от Бога. Но я должен быть готов и к первому, и ко второму исходу.
Внимание Ивана привлекла маленькая девочка, которая бегала по салону и смеялась. Она упала и заплакала. Иван быстро встал и взял ее на руки.
— Ну не плачь, ничего страшного. Где твоя мама? — Девочка уставилась на него и продолжала плакать. «Она, наверное, не понимает по-русски», — подумал Иван. Он повторил вопрос по-английски, потом по-немецки. Девочка не понимала. «Где же ее мать?» — Иван оглядывался по сторонам, но, видимо, матери в салоне не было. Девочка была черноглазая и черноволосая.
— Где же твоя мама, девочка? — спросил Иван по-испански. Девочка показала ручкой в хвостовую часть самолета. — Ну, наконец-то, нашли общий язык.
Он понес ребенка в задний салон. Ему навстречу бежала молодая женщина.
— Вот ты где! — воскликнула она по-испански. — Извините, синьор, она такая шалунья, не успеешь взгляд отвести, ее уже и нет.
— У вас очаровательная дочь, — сказал Иван и замер, захваченный странным чувством, которое охватило его.
Он держал ребенка и не хотел отдавать его матери, потоку что казалось, что этот ребенок — тонкая ниточка, которая связывает его с обычной человеческой жизнью. Женщина смотрела на Ивана и не могла понять, что с этим человеком, почему он не слышит ее и не отдает ребенка.