Сам составитель Откровения имел перед глазами непосредственно совершающееся, стало быть, наблюдал эпоху первохрисгианских гонений на Церковь. Однако для нашего времени эти события уже потеряли свою единственность, они стали повторяющимися и имеющими общие космические черты. Они выражаются в том, что люди поклоняются зверю, т. е. смиряются перед тоталитарными притязаниями государства и их для себя принимают в качестве руководящих жизненных начал, примиряясь с обьязычением жизни, «все живущие на земле, которых имена не писаны в книге жизни у Агнца, закланного прежде создания мира»[325]
. Есть ли это активное предопределение к отвержению, или же, по крайней мере, к неспасению не вписанных в книгу жизни, или же лишь божественное предведение плана истории, в котором отводится место, наряду со спасением одних, оставленности других? Экзегетически здесь не дано прямого ответа, и он может быть дан лишь по соображениям догматическим. Последние же решительно говорят против фаталистического предопределения к погибели кого бы то ни было, но скорее в пользу детерминированности всеобщего спасения при различии его образов и путей. Именно это — и только это — внушается к слышанию имеющим уши, т. е. умеющим слушать, обладающим мистическим вниманием и разумением. (Мы имели семь аналогичных применений этой же формулы во II и III главах, в посланиях к семи церквам, см. выше.) Далее поясняется особый характер этой побеждающей силу зверя предызбранности: «Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых»(10). Здесь противопоставляются два пути, или два способа, борьбы со зверем: пленением и убийством, т. е. земным, звериным же насилием, которое, однако, не приводит к успеху и, даже совсем наоборот, сопровождается поражением, или же терпением и верою святых, т. е. непротивлением и внешней беззащитностью. Однако для правильного понимания текста полезно сопоставить Рим XIII, 4: начальник «не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое»; как и Откр. XIX, 15: «…из уст Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы». Отсюда следует, что это непротивление мечом в разном его понимании находит для себя границу, за которой еще остается место и для христианского воинствования. Однако это не должно быть понято как защита Церкви вооруженной силой государства. Ее побеждающим оружием является лишь «терпение и вера святых». Не означает ли это в применении ко зверю, т. е. к тоталитарному, самодовлеющему, самозаконному государству, что для Церкви в ее взаимоотношениях с государством в истории является естественным известный аполитизм и сверхпартийность, которым чужды воинствующие партии большевизма, расизма, фашизма, вообще политические образования типа лжецсркви? Последним свойственны притязания на абсолютность своего мировоззрения. Господь предостерегает учеников: когда «один из бывших с Иисусом» хотел защитить Его мечом. Он сказал ему: «… возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом догибнут» (Мф. XXVI, 52). Терпение и вера указуюлгея здесь как две силы борьбы: пассивная и активная, мужество в страданиях и их претерпевании, стойкость в уповании и предзрении грядущего.