Нельзя было бы сказать с уверенностью, что у этого несчастного не было сердца или никакого чувства добра и красоты. Он далеко не был неспособен к дружбе, часто высказывал себя хорошим товарищем, и это именно и делало его жестоким; он хотел, чтобы его любили и чтобы им восхищались ради его самого, и раздражался против тех, кто таких чувств к нему не испытывал. Он был по природе ревнив, подозрителен, и мелкие измены выводили его из себя. Почти всегда мщение его обрушивалось на лиц, которые были им допущены в его интимный кружок (Лукан, Вестин) и которые употребили во зло фамильярность, им же самим поощряемую, и больно задели его своими насмешками; ибо он чувствовал свои смешные стороны и боялся, чтобы их не заметили другие. Главная причина его ненависти к Тразеа заключалась в том, что он никак не мог добиться его привязанности. Грубое полустишие, сказанное Луканом: Sub terris tonuisse putes, погубило его автора. Никогда не отказываясь от услуг какой-нибудь Гальвии Криспиниллы, он действительно любил некоторых женщин, и эти женщины, Поппея, Актея, любили его. После смерти Поппеи, происшедшей вследствие его зверства, раскаяние, которое им овладело, было почти трогательным; он долго оставался под обаянием нежного чувства к ней, искал всего, что ее напоминало, покушался на бессмысленное заместительство. Со своей стороны, Поппея питала к нему чувства, каких не могла бы питать столь выдающаяся женщина к обыкновенному, заурядному человеку. Куртизанка высшего света, искусно умевшая при помощи рассчитанной скромности выставлять наиболее привлекательные черты своей редкой красоты и высокого изящества, Поппея, несмотря на свои преступления, хранила в своем сердце инстинктивную религию, которая склоняла ее к иудаизму. По-видимому, Нерон был очень чувствителен к той женской чарующей прелести, которая является результатом некоторой набожности, смешанной с кокетством. Эти смены увлечения и гордости, обыкновение выходить не иначе, как наполовину закрыв лицо покрывалом, любезность в разговоре и в особенности трогательный культ собственной красоты, благодаря которому однажды, когда ее зеркало показало некоторые недостатки, она предалась чисто женскому отчаянию и пожелала смерти, — все это сильно поражало пылкую фантазию молодого развратника, у которого внешние проявления стыдливости вызывали могущественнейшую иллюзию. Мы вскоре увидим, что Нерон в своей роли Антихриста создал в известном смысле новую эстетику и первый начал услаждать свои взоры зрелищем обнаженного христианского целомудрия. Набожная и чувственная Поппея поддерживала в нем чувства аналогичного с этим порядка. Супружеский упрек, послуживший причиной ее смерти, дает основание предполагать, что в самых интимных отношениях с Нероном она никогда не сходила с того высокого положения, которое она усиленно сохраняла в начале своей связи.
Что касается Актеи, то если она и не была христианкой, как это предполагали иные, то была близка к этому. Она была невольницей родом из Азии, т. е. из страны, с которой римские христиане имели постоянные сношения. Не раз было замечено, что вольноотпущенные красавицы, имевшие больше всего поклонников, были сильно привержены восточным религиям. Актея всегда отличалась простыми вкусами и никогда не разрывала окончательно своей связи с маленьким миром невольников. Сперва она принадлежала к семье Аннея, вокруг которой, как мы видели, группировались христиане; под влиянием Сенеки она играла в одной из самых чудовищных трагедий той эпохи роль, которую, ввиду ее зависимого положения рабыни, можно назвать только честной. Эта бедная, смиренная и кроткая девушка, окруженная, как об этом можно судить по многим монументам, семьей лиц, носивших почти христианские имена, как, например, Клавдия, Феликула, Стефан, Кресцент, Фебе, Онисим, Фалл, Артемий, Гелъпис, была первой любовью юноши Нерона. Она была ему верна до его смерти; мы видим, что на вилле Фаона она набожно отдает последний долг телу того, от которого с ужасом отворачивался весь мир.