Антихрист

За последние сто лет Рим сделался всемирным чудом: по своей величине он сравнялся с древними столицами Азии. Здания в нем были прекрасны, массивны и велики, но улицы представлялись щеголям того времени жалкими, так как вкусы со дня на день все больше переходили на сторону банальных и декоративных построек; создалось стремление к тем эффектам ансамбля, которые занимают и радуют зевак, и отсюда проистекала погоня за тысячами пустяков, совершенно неизвестных древним грекам. Во главе этого движения стоял Нерон: Рим, как он себе его представлял, должен был получить вид Парижа нашего времени, одного из тех искусственных городов, построенных по высочайшему повелению, план которых рассчитан главным образом на то, чтобы приводить в восторг провинциалов и чужеземцев. Молодой безумец упивался такими вредными планами. Кроме того, ему хотелось видеть нечто оригинальное, хотелось грандиозного зрелища, достойного артиста; он жаждал события, которое отметило бы его царствование своей датой. «До меня, — говорил он, — никто не знал размеров того, что дозволено государю». Все эти самовнушения беспорядочной фантазии как бы воплотились в удивительном событии, которое имело самые важные последствия для занимающего нас предмета.

Так как мания поджога заразительна и часто осложняется галлюцинациями, то весьма опасно пробуждать ее в слабых головах, в которых она дремлет. Одной из черт характера Нерона была его неспособность сопротивляться навязчивой идее преступления. Пожар Трои, в который он играл с детства, страшно завладел им. На одном из своих празднеств он поставил в числе других пьес Incendium Афрания, в которой на сцене изображается пожар. В припадке эгоистического негодования против судьбы он воскликнул: «Как счастлив Приам, который мог видеть одновременно гибель и своей власти, и своей родины!» В другом случае, по поводу греческого стиха из Беллерофона Эврипида, гласившего:

После моей смерти пусть хоть сольются пламя и земля!

он воскликнул: «О нет! пусть это будет при моей жизни!» Конечно, предание, по которому Нерон сжег Рим единственно с целью провести репетицию пожара Трои, преувеличено, ибо, как мы увидим ниже, Нерон находился в отсутствии, когда пожар вспыхнул; но все же эта версия не лишена некоторой доли правды; демон драматического извращения, овладевший им, как и у злодеев других эпох, был одним из главных действующих лиц страшного преступления.

Огонь вспыхнул в Риме с необыкновенной силой 19 июля 64 года. Пожар начался близ ворот Порта Калена, в части большого цирка (Circus Maximus), прилегающей к холму Палатину и к холму Целию. В этом квартале было много лавок, наполненных легковоспламеняющимся товаром, и пожар начал здесь распространяться с чудовищной быстротой. Отсюда он обошел вокруг Палатинского холма, уничтожил Велабро, Форум, Карины, поднялся на холмы, сильно повредил Палатин, спустился в долины и в течение шести дней и семи ночей пожирал скученные кварталы, изрезанные извилистыми улицами. Обширная ломка строений, снесенных у подножия Эсквилинского холма, остановила на некоторое время распространение огня, но затем он снова вспыхнул и свирепствовал еще три дня. Число людей, погибших в пламени, было весьма значительно. Из четырнадцати частей, на которые город был разделен, три были совершенно уничтожены, семь обращены в обгорелые стены. Рим был город удивительно тесный, с чрезвычайно густым населением. Опустошение было поэтому страшное и такого бедствия никогда не было видано.

Нерон был в Анциуме, когда начался пожар. Он возвратился в город лишь к тому моменту, когда огонь стал угрожать его «временному» дому. Было невозможно спасти что-либо от пламени. Императорские дома на Палатинском холме, сам «временный» дом со всеми его службами и весь соседний квартал были уничтожены. Нерон, очевидно, не особенно интересовался тем, чтобы спасли его резиденцию. Величественность ужасного зрелища увлекала его. Впоследствии утверждали, будто он любовался пожаром с башни и будто бы в театральном костюме и с лирой в руках он при этом воспевал разрушение Илиона в трогательном ритме античной элегии.