Антикиллер-5. За своего…

– Ты базар-то фильтруй! – сказал Клоп, да так что у меня мурашки по спине побежали. – Нас с Черкесом фарт рассудил и сходка с ним согласилась! Так что не нарывайся, от греха…

Когда Клоп вышел из кухни, белый как стена, у него зубы клацали от бешенства, он даже губу прокусил, кровь шла, я видел. А потом, когда они все ушли, Север нам с Муреной еще по щам надавал. Даже Шмелю перепало. Это заклин у него такой в мозгах случился.

Семь дней, бдь!

Крашеный принес горячих вареников, в ресторане каком-то заказал. Он тут единственный нормальный пацан. Сам принес, его никто не просил. Север сказал, на фиг иди со своими варениками, Клопу их скорми, пусть подавится! Они маленькие, аккуратные, как детские ушки, тесто тонкое, творог сквозь него светится белый, и теплой росой покрыты. А сметана в отдельной посуде – розовая, крепкая и сладкая, как положишь ее, так и лежит, не растекается.

Пришлось мне одному вареники жрать. Все отказались. А я от вареников отказаться не могу, не умею, не знаю, как это делать.

Зря на Клопа бочки катим, несправедливо это. Крашеный так сказал. Клоп хотел как лучше. Все для нашей собственной пользы. Руку помощи типа протянул. А оно вон как все обернулось. Север ваш крупный косяк упорол, что с Клопом поссорился. Вы его не слушайте, а с Клопом помиритесь. Это, говорит, мой вам хороший совет.

А Мурена сказал: ты бы, гад такой, лучше водки принес бы.

На кухне был уксус. Мурена его нашел и втихаря бодяжил там чего-то – разбавлял чаем, грел на плите, добавлял сахар, соль, даже головки от спичек. Сказал, что там восемьдесят процентов уксусной кислоты, остальное – чистый спирт. Вот этот спирт он и хотел оттуда выгнать. Бодяжил, бодяжил, набодяжил полстакана какой-то мутной дряни. Ему сказали: не вздумай! А он взял и маханул. Минуту стоял с открытой пастью, все вздохнуть не мог. А потом его вчетверо сложило, как этот, блин, бумажный кораблик. Он грохнулся на пол, ногами засучил и орет, как сирена.

Прибежал Крашеный, потом Арбуз, и остальные бакланы тоже сбежались. В хате не протолкнуться, мат-перемат, а что делать, никто не знает. «Скорую» ведь не вызовешь, это сразу всем нам кирдык будет. А у Мурены уже судороги какие-то пошли. Вот блин, Север психанул, схватил кого-то за горло, башкой об шкаф, их типа разнимают, но ни хрена, попробуй Севера разними, когда он почти все зубы свои сжевал. И постепенно так, постепенно все это замутилось в конкретное побоище. Я уже и сам кому-то в череп долблю, а мне кто-то коленом в печень, кулаком в морду, а там Шмеля битой по ребрам охаживают, и все такое. А потом вдруг – бах! бах! Из ствола пальнули. И все сразу прекратилось.

Я ни хрена не понял. Лежит Мурена, застыл, не дрыгается. Баклан какой-то рядом вытянулся. И лужа кровищи под ними, целое болото. И Север стоит, ствол в руке, жует свои зубы. Говорит, уходим отсюдова. А чего с Муреной-то, говорю? Мурена никуда не идет, сказал Север. Мурену убили, говорит, его убили эти суки, поэтому он останется здесь навсегда.

И тут Крашеный влез:

– Ты тоже останешься! Когда Клоп решит, тогда уйдешь!

– Клоп, говоришь? – Север усмехнулся, как волк оскалился, не хотел бы я, чтобы на меня кто-нибудь так скалился. – Клопа я сейчас замочу! Фуфло он, твой Клоп! Ни он мне не указ, ни ты!

А Крашеный – пацан крепкий оказался. Ему и оскал этот, и пушка, которой Север размахивал, – до барабана. Как стал на свое, так на своем и стоит.

– Никуда ты не уйдешь. Ты нашего пацана положил, за это ответить надо! – и руку в карман сунул.

Север удивился:

– Ты это серьезно? – типа так, по приколу, спросил. – Ну, раз так…

И в упор его бах!

Темно, холодно, всего два-три окна в домах горят. Фонари не работают. Электро, блин, Монтажники, блин, мир офигительных грез, как говорил еще недавно покойный Мурена. Но нам все это даже на руку. В смысле, что темно… Вспомнил: такая песня еще была, там две малолетки пищали: нас не догонят, нас не догонят. Ага. Хочется надеяться.

Север шурует впереди, камни летят из-под ног. Какие-то сады, овраги, заборы. Шмель давно отстал, в пустой домик схоронился, отлежаться… Да боялся, что на Севера опять заклин найдет и он его пристрелит. Шмель все равно не боец – один глаз не видит ни хрена, к тому же ему битой, видать, ребра сломали и ногу перешибли. Я ничего не сказал: пусть делает, как хочет. Отсюда до Северного объезда недалеко, может на попутке до Кульбак доехать, если повезет.

А я? А мы?

Мы идем куда-то.

– Куда идем? – спрашиваю.

– Ссученного Клопа, – говорит Север, – на куски будем рвать.

Ага. Ясно. Ну, раз так, идем Клопа рвать. Хотя лично я считаю, что он нам ничего плохого не сделал, кроме хорошего. Но Северу лучше не перечить, поэтому иду молча.

Но он сам передумал – говорит: нет, там нас ждать будут. С Клопом потом разберемся. Есть еще один перец, он мне кругом должен! И все наши беды от него! От него вся вонь идет, вот кто главный сучара, его первого и мочканем… Если, конечно, на нас не сработает…

– А кто этот гад?

– Лис, – говорит. – Начальник городского уголовного розыска.

И зубы жует.