Его также занимали старинные часы, хранившиеся в музее, особенно астрономические, появившиеся в Европе в XIV в. Больше других ему нравилась музейная реплика великолепного планетария, сконструированного в Падуе мастером Джованни де Донди в 1364 г.: 107 зубчатых колес выводили на семь золотых циферблатов положение в зодиаке Солнца, Луны и пяти известных тогда планет – Сатурна, Юпитера, Марса, Венеры и Меркурия. Райт изучил все тонкости их устройства и, как и Прайс, понял, как сложные спряжения шестерен, использовавшиеся для того, чтобы представить движение планет, со временем превратились в паровые мельницы и ткацкие станки промышленной революции.
Теперь, воссоздавая в своей домашней мастерской византийские солнечные часы, он применял свои познания к прибору, которого многие столетия никто не видел (или не строил). Некоторые части головоломки отсутствовали, но он нащупывал верный путь, замечая то царапину, то асимметричный износ и пытаясь понять, как детали могли подходить друг к другу. Очень скоро ему стало ясно, что, несмотря на разницу в 500 лет, четыре сохранившиеся шестерни могли быть частью простого календаря, очень напоминающего восьмишестереночный, описанный аль-Бируни.
Хотя соотношение и расположение зубчатых колес в византийском приборе несколько отличались – и предназначались скорее для солнечных часов, чем для астролябии, – принцип был тем же. В реконструкции Райта в центре разделенного на семь частей циферблата располагалась круглая рукоятка, а вокруг него на страже семи дней недели размещались семь божеств – Луны, Солнца и пяти известных планет. Храповое колесо с семью лопастями-зубцами находилось прямо под ним, сдвигаясь с каждым поворотом ручки точно на один день. Когда оно поворачивалось, маленькое колесо с семью зубцами, расположенное на той же оси, сдвигало большое колесо с 59 зубцами, каждый день ровно на один шаг, и соответствующее число месяца на его кромке показывалось в окошечке на утраченной лицевой панели. Два маленьких отверстия в большом колесе были заполнены каким-то темным веществом – воском или деревом. По мере вращения колеса они сдвигались под круглым отверстием на задней панели устройства, изображая смену фаз Луны. Утраченные зубчатые колеса приводили в движение шкалы, указывающие положение Луны и Солнца в зодиаке. Календарь был приятным дополнением к солнечным часам: поворачивая храповое колесо ежедневно, можно было узнать точную дату для установки гномона.
Изучив механизм, Райт сделал две его модели. Он шлифовал зубцы до тех пор, пока колеса не начали вращаться гладко, любовно выгравировал кудри богини Луны и украсил оба циферблата фиксирующими штифтами в виде конских голов. Запуская в движение свою маленькую солнечную систему, весомый результат его трудов, он чувствовал удовлетворение – последний в долгой цепи мастеров, пытавшихся удержать Луну в шкатулке. Позже он отдал одну из моделей своим сыновьям Гэбриелу и Калебу, и они под косыми лучами зимнего солнца с гордостью демонстрировали ее на спортплощадке своим школьным товарищам (потерявшийся штифт в виде конской головы так до сих пор где-то там и валяется).
Прежде Райт никогда не был уверен, что распоряжается своей жизнью правильно – даже в Музее науки он оказался скорее случайно, чем по здравому расчету. Но теперь он увидел новую цель. Не многие из его коллег, будучи хранителями и историками, могли сделать то, что делал он. Он мог соединить свое знание древних механизмов с практическими навыками ремесленника и привнести в эту область нечто уникальное. Понимая приборы с точки зрения мастера, он мог постичь то, что было недоступно исследователю с чисто академическим подходом. Может быть, он только музейный хранитель-самоучка, но как практик он умел обнаружить то, чего не заметили бы университетские профессора.
Он стал также все больше задумываться об Антикитерском механизме. Ранее Прайс предположил, что в эллинистическом мире существовала непрерывная традиция создания устройств с зубчатыми колесами и она была воспринята мусульманской культурой. Однако он так и не нашел этому никаких прямых подтверждений. Астрономические знания и другие науки, вне сомнения, перешли от греков к арабам, но напрямую связать Антикитерский механизм со снабженной шестернями астролябией из совершенно другого мира можно было только интуитивно. И вот ниоткуда возник мост через тысячелетие – первое свидетельство того, что Прайс мог быть прав.