Антиквар

Смолин подумал, что лично он ни за что не стал бы пышно именовать патиной следы месячной мышиной дрисни, – но, разумеется, свои мысли накрепко держал при себе. Он ощутил даже некоторую скуку – до того гладенько все проходило. Этот поросюк, набитый баксами, как селедка икрой, и понятия не имел, что Сибирь в некоторых отношениях – одна маленькая деревня. Впервые Дегтяренко отметили в Тюмени, совершенно мимолетно, без конкретики (связи с Тюменью были все же непрочные и нерегулярные). Зато потом, когда он объявился в Новониколаевске, оттуда по «линии» моментально распространилась уже конкретика: что некий Человек Московской Области, этакий вице-олигарх из нефтянки, в отпуске вместо того, чтобы, как все путные толстосумы, зажигать с девицами по Европам или бегать с базукой за африканским носорогом, болтается по Сибири в поисках предметов, связанных с полицией и спецслужбами Российской империи. Причем не мелочится, а еще, что немаловажно, в соответствующем антиквариате разбирается через пень-колоду, хотя и мнит себя крутейшим знатоком.

Новониколаевские ребятишки, понятно, ничего не пожалели для хорошего человека, впарив ему кое-что подлинное по задранной цене, достаточно редкое, а вдобавок – дешевку, опять-таки втридорога, но более всего – высокопробного фуфла. Маэстро все же был не один на всю Сибирь такой талантливый, да и импорт выручает… Когда герр Дегтяренко объявился в Томске, к его визиту уже были готовы и опять-таки раскрутили неслабо. И, как честные люди, передали по эстафете в Шантарск, дав время Смолину подготовиться…

Чем больше он присматривался с бесстрастным лицом, тем более убеждался, что клиент готов. Дело даже не в его апломбе – купив вчера у Смолина стопроцентно подлинный «Смит-Вессон», того самого «коротыша», и еще кое-что, опять-таки родное, он расслабился и подсознательно ждет от Шантарска исключительно подлинного …

Хозяин хатенки с видом гордым и отрешенным нацедил себе водочки и, хэкнув, переправил ее в рот с таким видом, словно пребывал тут в гордом одиночестве. Буркнул:

– Дырку не протри…

Чернильница глухо стукнула о столешницу. Отирая пальцы великолепным клетчатым платком, купленным явно не ближе пары тысяч верст от рубежей Отечества, Дегтяренко спросил небрежно:

– Ну, и что вы хотите?

– Да пустяки, – ухмыльнулся хозяин. – Десять тысяч баксов за всё – поскольку вещички продаются не в разбивку, а исключительно полным комплектом.

– Запросики у вас… – покрутил головой нефтяной господин с видом человека, привыкшего торговаться и умеющего это делать.

– Да ла-дно! – фыркнул хозяин. – Давай-ка внесем ясность, куманек… Если ты решил, на все это глядя… – он неопределенно махнул рукой вокруг, – что приперся к натуральному алкашу, то крупно промахнулся. Я, братка, не алкаш, а пьяница. Просекаешь разницу? Алкаш мозги пропил, а пьяница – не вообще и не всегда… Я свою норму знаю, похлебаю и перестану, а хата моя в таком запустении не оттого, что я отсюда все пропил, а исключительно потому, что обитаю я тут только летом, водочки попить вдалеке от сожительницы, чтоб меньше вякала. Квартирка у нас на другом конце города, в ломы ей будет сюда переться… И потом. Я, милый, не всегда был в таком вот бичевском виде, я, чтоб ты знал, сельхозтехникум кончал, на целине, – он небрежно прищелкнул по обеим медалям, – комсоргом поселка был. Если б не водочка да не любовь к вольной жизни, я б, может, и в секретари райкома выбился, да вот не судьба была. Короче говоря, книжечки и мы почитываем – а партейно-политическую закалку прошли давненько, еще во времена волюнтаризма. Короче, слушай сюда. Я ж прекрасно понимаю, что таких чернильниц на белом свете осталось хрен да маленько. Вон, даже Яковлич в руках не держал, а он старины видывал больше, чем гинеколог… этих самых. Вон, валяются, – он кивнул на подоконник, где валялась стопка потрепанных книг. – Там все расписано. В Питере этой охранки было полтора человека, это тебе не гэбэ с его небоскребами… И сколько у них там было казенных чернильниц с полным письменным обозначением? Да штук несколько на всю невеликую братию. А уж большевички потом под корень изводили все, отношение имевшее к проклятому старому режиму, особенно такое вот… Это тебе – теория. А практика такая – мне, родной, подворачивается домок под Шантарском. Не дворец да по нашим с Петровной скромным запросам… Шлакоблочник, гаражик имеется, во дворе есть где поставить клетухи для кролей, свинарничек… Бзик у меня – доживать в кулацком хозяйстве. Так вот, если я квартиру толкну, эту хатку толкну да добавлю десяточку зеленых – в аккурат хватит, – он оскалился. – Ну что, похож я на алкаша, мóзги пропившего? Ну?

– Не совсем, – бесстрастно кивнул Дегтяренко.

– От то-то. А потому со своей цены я не слезу. Хочешь – бери, не хочешь – я еще подожду… Какие мои годы, я робенок двужильный… Рано или поздно толкану за десятку. Цены знаем, не сомневайся…

Дегтяренко усмехнулся:

– А если домик тем временем уйдет?