Антиквар. Бестужев. Бешеная. Мамонты. Сибирская жуть. На то и волки

– Москва про нас и не слышала. Областное радио. Сказали, в тайгу ходить не рекомендуется, потому что были уже случаи… И правда, были. До Тохара километров пятьдесят, да иногда заходят на конях, озорничают. Они же независимыми хотят быть – по вашей нынешней городской моде, вот молодежь и шумит… Милиционера у нас нет, так прислали солдат. С автоматами. Тохар всегда был тихий, не знаю, что на них и нашло… Меньше надо беспокоить тайгу, вот и будет тихо…

Данил слегка смутился под ее спокойным таким, благостным, и з н а ч а л ь-н ы м взглядом. Он плохо верил во все россказни о колдовских тайнах, укрытых в глуши, но вырос как-никак в деревне, точно так же затерявшейся в тайге, разве что Судорчага была гораздо больше да поближе к городам… Всякого успел наслушаться.

– И как солдаты? – спросил он.

– Как все солдаты, – пожала плечами старуха. – Бражку вынюхивают потихоньку, девок у нас почти что и нет, с этой стороны никакого озорства… Лейтенант, как ему и положено, держит себя строго, не пьет. Говорит, там, дальше в тайгу, еще солдаты, так что беспокойства, обещал, не будет никакого. Вот только веет из тайги… в небе не хмарно, да на душе морокотно, никакого настроения нет…

Лара, определенно изнывавшая от желания вклиниться в степенную беседу, наконец прорвалась:

– А вы, бабушка, не колдунья? Взгляд у вас… загадочный.

– Внимания не обращайте, – сказал Данил. – Она у нас маленькая еще, мультиков насмотрелась…

– Колдуний, милая, давным-давно всех вывели, – сказала старуха.

– Кто вывел?

– Жизнь… Когда приходит такая жизнь, что колдуны ей не нужны, все само по себе тает, не успеешь и заметить. Оглянешься – и нет ничего, а еще вчера было столько…

– Жаль, – сказала Лара. – Я-то думала, попаду в деревню, покажут мне домового под печкой и волков-оборотней… В Германии об этом столько писали, есть даже академия колдовства с сибирской кафедрой. Что вы смеетесь? Журналы выходят, симпозиумы собирают… Должно же в самых глухих уголках что-то такое оставаться?

– Ох, да притихни ты, – сказал Данил. – Ты сама для здешних мест – неплохая экзотика… Бабушка, переночевать не пустите? Время к вечеру…

Они уже въехали в деревню. Справа над ней нависала гора с обширными серыми каменными проплешинами. Слева подступала тайга. Домов двадцать, не больше. У одного Данил увидел темно-зеленый «уазик» с эмблемой ФКГЗ на дверцах. Тут же стояли два солдата в пятнистых комбинезонах и лениво покуривали. Машину они проводили довольно безразличными взглядами.

– Вон тот дом, – сказала старуха. – Деревня не староверская, так что курите в избе свободно, только если вздумаете разводить любезности, – она быстрым взглядом словно бы соединила Данила с Ларой, – скажите сразу, постелю в сараюшке.

– Стелите, – с невиннейшим выражением лица кивнула Лара.

Дядя Миша хрюкнул. Данил хотел что-то сказать, но, не в силах отвязаться от стойкого убеждения, что старуха видит его насквозь, промолчал. Вылез, остановив машину у изгороди, вытащил рюкзак и вслед за старухой вошел в избу. Из угла вышел худой серый кот, потянулся и заорал, прося жрать.

– Сюда поставь, – сказала старуха. – Я сейчас печку раздую, сготовим ужин… Охотники?

Данил молчал. Полное впечатление: что бы он ни соврал, з д е с ь это не пройдет. Говоря по-книжному – аура, а если проще – д р у г о й м и р. Никакое не колдовство, просто другой мир, кое в чем не изменившийся со времен Чингисхана.

– А у вас, бабушка, в самом деле под печкой никого такого не водится? – спросил он, развязывая рюкзак и выставляя на стол консервные банки.

Во дворе о чем-то тихо говорили дядя Миша с Валентином.

– Кто их знает, сегодня был, завтра ушел, – старуха ловко пихала поленья в печь. – Девчонку-то зачем тянете? Да ты на меня так не смотри, я ж говорила, колдунов давно повывели… Просто вы в городе з н а т ь разучились, вот и все премудрости… Может, оставишь ее у меня? Над теми местами, куда у тебя нос повернут, которую сотню лет, как говаривали старики, очень уж недобрые ветры. Плохие места, господин проезжающий. И беспокоить их не стоило бы.

– Бабушка, ты ведь давно живешь, – сказал Данил тихо. – Может, приходилось слышать, что есть такие места, куда идешь не по своей воле…

– С о в с е м не по своей?

Он пожал плечами.

– Я тебя не пугаю, – сказала старуха. Подсунула под клетку поленьев бересту и ворох щепок, чиркнула спичкой. – Хотела бы напугать, уж придумала бы что пострашнее, вы, городские, разинув рот все подряд глотаете… Только еще деды рассказывали, что в той долине в особые ночи скачет орда, и все, как один, безголовые. Уздечки не звенят, копыта не чапают, носятся взад-вперед без всякого звука, а головы ни у одного нет. Вреда от них еще никому не было, просто п о к а з ы в а е т тайга… Бывает такое над золотом. Само оно спит спокойно, ни снов, ни кошмаров, а над ним мельтешит – когда пестрая кошка, когда беленький барашек, а когда и те, кого с т о р о ж и т ь положили. Кошмары у людей бывают. П о т о м… В особенности когда золото – заклятое. Ты его, может, и возьмешь, может, оно тебе и не навредит ничуть, но унести бывает трудновато.